О призраке шахидки, которая ходит ночами по станции, заглядывает в лица спящих детей, ищет своего погибшего сына. О том, как в туннеле мерещатся путникам вдруг сладкозвучные женские голоса, заманивают куда-то еще глубже под землю. Об аномалии на Дубровке и о том, как из подмосковного бункера пришел сюда умирающий со своим сыном – и здесь чудесным образом исцелился.
Крот рассказал Медному о встрече с Мясником. И на следующий день тот поведал, что недалеко от Волгоградки, по словам местных, был до Катастрофы какой-то колбасный комбинат. И после Катастрофы оттуда еще долго долетал жуткий запах. Местные туда не ходили – далековато, а вот с Волгоградки кто-нибудь наверняка наведывался, колбаса-то в первые дни еще испортилась, конечно, но там ведь и консервы были. А когда узнали, что там развелись особенно жуткие и агрессивные мутанты, люди знающие стали поговаривать, что это неспроста, что комбинат-то был построен на месте прежних городских скотобоен, оттого и аура такая у этого места тяжелая. Про Мясника здесь никто ничего не слыхал, но рассказу не удивились. Скорее всего, как полагали местные, он не с момента Катастрофы там сидел, а забрел со своей женой уже гораздо позже, возможно, отбился от какой-нибудь банды, а уж на развалинах комбината у него крыша и поехала окончательно.
Через несколько дней Искра, наконец, поднялась с постели и сразу стала говорить о возвращении на Красную линию, хотя Крот просил ее не торопиться. Он, конечно, тяготился вынужденным бездельем, но понимал, что, когда девушка вернется к своим, у него практически не будет возможности повидаться с ней. Конечно, он сможет с чистой совестью отчитаться перед своим руководством – основную задачу он выполнил, рискуя собой, за девушкой проследил и даже доставил ее обратно в большое метро в целости и сохранности, что явно не входило в планы товарища Москвина. Но как только она вновь окажется на Красной Линии, он уже не сумеет ее охранять. На этом его миссия кончается, и если ее снова решат услать куда-нибудь или устранить, он уже не сумеет вмешаться.
Здесь, на Площади Ильича, он чувствовал себя не в своей тарелке. Станция была достаточно ухоженной, чистенькой, здесь преобладали клерки, торгаши и военные. На них с Айроном поглядывали с уважением, но и с опаской, как на пришельцев из другого племени. Представители местной администрации пытались заинтересовать его своими проектами – как он понял, речь шла о разведке пролегавших неподалеку железнодорожных путей, стоящих поблизости поездов. Обещали неплохо заплатить, но Крот вежливо отказался. Айрон тем более не хотел об этом слышать.
– Боюсь, после того, как я с Федей пообщался, мне теперь этот его поезд-призрак тоже начнет являться во сне, – жаловался он. – Так что хватит с меня пока поездов. Да и на рельсы я в последнее время нагляделся досыта.
И вот они сидели в том же баре при гостиничном комплексе на Таганке. Айрону с Искрой предстояло отправиться на Красную линию и доложить о результатах – весьма неутешительных. Мало того, что ничего интересного в итоге так и не нашли – пришлось бросить на произвол судьбы тяжелораненым одного из опытных сталкеров.
– Впрочем, так часто и бывает, девочка, – наставительно говорил Айрон, прихлебывая брагу. – Такая работа – грязная, опасная. Зато ты прошла боевое крещение – теперь на тебя по-другому будут смотреть. Будешь ходить с кем-нибудь в паре сначала, а потом, глядишь, – и сама. Если, конечно, вообще не бросишь это занятие, пока не поздно. Потому что сталкеры редко умирают своей смертью.
– Не брошу, – буркнула Искра. И Крот вдруг вспомнил ее слова там, на Кузьминках: «Чего они так боятся там, наверху? Внизу куда страшнее бывает».
– Гляди веселее, не вешай нос, – сказал Крот.
– Чему радоваться-то, – буркнула девушка. |