Слабый отблеск света пробежал по стене, порождая тени, которые тут же словно бы начинали жить своей жизнью. Потом – тьма, и вновь блеснул свет.
– Это просто проводка барахлит, – неестественным голосом гулко сказал из-под маски Литвин.
– Угу, – чересчур быстро согласился Медный.
Спутница Следопыта молчала. То ли онемела со страху, то ли, наоборот, не поняла ничего.
Эти всполохи были даже красивы, и Крот несколько секунд любовался ими – а потом вдруг понял, что идти дальше ему не хочется. Ему пришлось сделать усилие, чтоб вспомнить, зачем он вообще здесь оказался. Он двинулся было вперед – но каждый шаг давался с трудом, словно приходилось преодолевать сопротивление ставшего вдруг плотным сгустившегося воздуха. Так и тянуло полежать, отдохнуть. С памятью творилось что-то странное – недавние впечатления совершенно забылись, зато всплывали какие-то смутные воспоминания детства, казавшиеся с такого расстояния милыми и яркими, словно обертки от конфет. Казалось, кто-то, включавший и выключавший свет, разглядывал эти безделушки вместе с ним – а потом отбрасывал за ненадобностью, и они навсегда пропадали в холодной тьме. Детский праздник в парке, поездка на машине с Колькой и его родителями, вылазка на Арбат тайком от мамы – не так уж много было этих цветных кусочков в мозаике его детства. И теперь кто-то стремился все забрать себе – а что ему останется? Наваливалась странная апатия – зачем сопротивляться, пусть забирают. А он словно постепенно погружался во тьму – еще немного, и его самого не останется в этом мире. Так вот она, аномалия, а в туннеле между Пролетаркой и Волгоградкой были просто перебои со светом, теперь он понял это. Но ведь проходил же здесь кто-то, значит, и они смогут?
– Вперед, – яростным шепотом приказал Следопыт и первым шагнул, за ним – девушка. Айрон начертил в воздухе какой-то знак и тоже устремился во тьму. Держась за стену, упрямо, хоть и медленно, переставлял ноги Федор. Литвин вдруг рухнул на колени, Крот, опомнившись, с трудом добрался до него, помог подняться. Сбоку послышалось шипение. Крот обернулся – лампочка, висевшая на истершемся проводе, слабо мерцала. В ее вспышках ему вновь почудились сигналы – предостережение, предсказание? «Умреш-ш-шь», – словно бы разобрал он в потусторонних звуках. Крот проследил взглядом провод и ничуть не удивился, когда тот внезапно оборвался. Лампочка, казалось, существовала сама по себе. Она завораживала, манила. Крот рассеянно следил за тенями, сплетающимися в странном танце.
Время замедлялось, становилось вязким, тягучим и, наконец, вовсе остановилось. Оглянулся Айрон – видно, тоже почувствовал что-то. Крот сделал над собой усилие, потянулся к оружию, хотел было покончить с мороком, выстрелить в чертову лампу, но испугался – кто знает, какие силы могут проснуться, да и мутанты местные, возможно, заинтересуются. Хотя они должны, по идее, бояться света, но могли и привыкнуть. Рука налилась свинцовой тяжестью и безвольно опустилась. А потом Крот почувствовал, что в нем образуется вакуум – черная пустота словно бы высасывала его, старалась растворить в себе. Треклятые тени вились перед глазами, не давали сосредоточиться. «Мама», – сказал чей-то слабый голос совсем рядом, и Крот попытался вспомнить мать, но лицо ее словно таяло в тумане. Крот слабо сопротивлялся черноте, чувствуя, что постепенно уступает ей, сдается – вот-вот, и она поглотит его, переварит.
Рядом кто-то отчаянно матерился. Крот пытался найти какие-нибудь веские причины, чтобы сопротивляться, стремиться выжить, – и не находил. Матери давно нет, он один, никому ничего не должен и ни за кого не в ответе. И не нужен он никому. Темнота нашептывала, как сладко поддаться сну и спать, спать… Все равно уже ничего не осталось, лишь горстка выживших еще нарушает иногда тишину туннелей – но это ненадолго. |