Беньовский окончательно воспрянул духом, когда завербовал и других моряков. На свои познания, полученные в гамбургской навигацкой школе, Беньовский, видимо, не очень надеялся.

Все чаще и чаще Беньовский вытаскивал из кармана своей венгерки мнимую грамоту Павла Петровича, скрепленную причудливой печатью. Вздыхая, он говорил казакам, промышленным и работным людям, что ссыльные напрасно страдают за законного царя Павла. Был бы он на престоле — вся жизнь обернулась бы по-другому.

Петр Ивашкин не раз советовал Нилову посадить Беньовского и Батурина под самый крепкий караул, но добрый старик не верил предупреждениям Ивашкина.

Приходили к Нилову и Спиридон Судейкин с казачьим сотником Иваном Черным и тоже указывали на Беньовского, как на вдохновителя смуты. Если его не укоротить вовремя — «Август-поляк» захватит всю Камчатку, — утверждали они.

Но Нилов, завороженный Беньовским, не верил доносителям. Только после мордобоя, устроенного венгерцем Семену Гурьеву, комендант приказал приставить караульных солдат к домам главных заговорщиков. Но барон и Адольф Винблад вытолкали караул в шею, а буйной вольнице приказали готовиться к выступлению.

Об этом случайно узнали штурманские ученики Герасим Измайлов и Ф. Зябликов. Они пошли к дому Большерецкой канцелярии. По пути Измайлов заглянул в питейный ларь Черного-сына: мореход, по свидетельству солдат, стороживших канцелярию, был навеселе настолько, что его даже трудно было понимать. Следствие потом показало, что и караул тоже не был вполне трезвым. Как на грех, из Охотска незадолго до этого привезли запас казенного вина, вверенный «ларешному казаку» Никите. Черному.

Все же Измайлов с Зябликовым пробовали вызвать самого Нилова, но не смогли достучаться, как ни колотились в прочные двери комендантского дома.

Как бы то ни было, большерецкий начальник утром послал за Беньовским сначала сержанта (Лемсакова?), а потом казачьего сотника.

Иван Черный настойчиво звал Беньовского в канцелярию. Но сотника схватили и скрутили по рукам и ногам. Та же участь постигла и капрала (Михайлу Перевалова?), явившегося с шестью служивыми в дом «Августа-поляка». Всех их посадили в погреб.

В ночь на 27 апреля 1771 года начался большерецкий бунт.

Надо сказать, что Нилов действительно выдавал Холодилову пять тысяч рублей на плавание к Алеутским островам. Трудно предполагать, что это были личные средства бедного армейского капитана. Скорее всего он вложил в предприятие Холодилова казенные деньги, превращая его поход в правительственную экспедицию. Такие случаи бывали и раньше. Если это так, то Нилов получил право распоряжаться холодиловскими промышленными. Как слабодушен ни был большерецкий капитан, он все же сумел взять под стражу наиболее буйных холодиловцев.

В третьем часу ночи толпа бунтовщиков сняла караул у дверей холодной, сбила замки, и промышленные высыпали из своего узилища. Они кинулись искать передовщика, но тот успел убежать.

Пока Петр Хрущев вязал стражу у дверей канцелярии, Беньовский вместе с самыми ярыми заговорщиками уже стучал рукояткой пистолета в двери ниловского дома. Там спали мертвым сном восемь человек. Первым вскочил караульный сержант, а за ним — сын Нилова, при котором Беньовский состоял за учителя.

Через несколько мгновений дверь была сорвана с запора. Григорий Нилов, приподнявшись на постели, успел трижды крикнуть караул, но Василий Панов выстрелил в упор из пистолета, раздробив седую голову своей жертвы.

Убийцы кололи тело Нилова ножами, волочили по полу и, наконец, выбросили в сени. Охрану дома мятежники перевязали.

Беньовский кинулся к крепостному цейхгаузу. Разбив двери, промышленные выволокли оттуда на руках три пушки и мортиру, выкатили пороховые бочки и стали передавать по рукам гранаты, ядра и картечь. Расхватав три десятка шпаг и двадцать пять ружей, бунтовщики обнаружили в крепостном складе ясачную казну — курильских бобров, уналашкинских лисиц, камчатских соболей.