— Никакого. Конечно, никакого. Вы сегодня будете в магазине?

— Конечно.

Она каждый день приходила в свой кабинет, нагоняя работу за пропущенные три последних месяца, корпела над отчетами об аукционах, готовилась к тому времени, когда снова начнет заниматься покупкой и работами по созданию интерьеров. Она знала, что забрела в неизвестную страну между прошлым и будущим, что строит барьер между ее сегодняшней жизнью и работой и воспоминаниями о сестре, муже, детях, доме. Она жила одним днем. Планировать будущее означало, что с прошлым покончено навсегда. Она знала это, но все еще ей было легче жить настоящим.

Оливия Шассон была частью настоящего, и она позвонила, приглашая ее на обед.

— Это будет очень скромный прием. Я была подругой и покровительницей работы Сабрины и хочу узнать вас так же хорошо, как знала ее.

— Мне очень жаль. Я обедаю с другом…

— Приводите его с собой, дорогая. Полагаю, что он будет себя удобно чувствовать с нами.

«Нашего ли он круга?» — про себя перевела вопрос Сабрина.

— Его зовут Дмитрий Каррас…

— О, международные банки. Мы встречались на поминках после похорон Сабрины, у нас несколько общих друзей. Приводите его, пожалуйста.

За столом в доме Оливии на Белграйв-сквер собралось на обед четырнадцать человек. Они радостно приветствовали Сабрину, им хотелось побыстрее выразить свои соболезнования, чтобы можно было расспросить ее подробно о скандале с контрабандой и подделками: в утренних газетах появилось продолжение статьи.

Они обсуждали это со смехом, приберегаемым для случаев падения сильных, но звучала в их словах и настороженность, потому что все они были собирателями, вкладывавшими немалые деньги в искусство и антиквариат, а никто не знал, какие откровения появятся в следующей статье.

За консоме они расспрашивали Сабрину о том, как отличать подделки. Она отвечала коротко, описывая типы глин, глазурей, красок и рисунка. Объясняла, как иногда можно в ультрафиолетовом свете различить фальшивое или двойное глазирование, но не всегда, по мере улучшения глазурей этот способ все менее и менее надежен.

— Многое здесь зависит от интуиции, — сказала она. — Если вы долго изучаете детали, вы проникаетесь ощущением стиля и способа обработки, которое часто позволяет отличить оригинал от подделки. — Какую-то долю минуты она поколебалась, а затем плавно продолжила: — Просто путем осмотра. Хотя обычно сначала мы проверяем происхождение предмета, ищем приметы, которые помогают нам сказать клиентам, является ли он оригиналом или подделкой. По моему опыту, очень немногие подделки долго остаются нераскрытыми.

Ее тихий чистый голос захватил всеобщее внимание.

— Потрясающе, — проговорил кто-то, пока она вслушивалась в отзвук своих слов. — Но разве не этим занимался Макс?

Дмитрий положил ладонь ей на руку, но Сабрина в этом не нуждалась. Она вздернула голову и холодно обвела глазами стол.

— Я не буду обсуждать ни Макса Стуйвезанта, ни его действия.

— Ну, знаете ли! — произнес тот же голос, но его прервали другие тихие голоса:

— Не глупи, ее сестра…

— Несколько недель назад…

— Как можно было вспоминать об этом… Сильный голос Оливии перекрыл все шепотки.

— Стефания моя гостья, а не наемный эксперт по искусству. Мы рады приветствовать ее в Лондоне. — Она повернулась к сидевшей по правую руку Сабрине. — Моя дорогая, вы больше не должны отвечать ни на какие вопросы. Хотите еще немного вина?

Сабрина и Дмитрий обменялись улыбками.

— Вы мне запретили отвечать, — сказала она.