Кто-нибудь обычно прерывал ее речь в этот момент, и она позволяла это сделать, так как считала, что уже доказала все, что хотела доказать.

Мягко говоря, Жаклин всегда интересовали обстоятельства смерти Катлин Дарси. Как и многие читатели романа Катлин, она обожала не только книгу, но и ее автора. Почему молодая, здоровая и необыкновенно одаренная женщина захотела положить конец своей жизни? И если она этого не сделала, то что же с ней случилось? Этот вопрос изводил ее долгое время. Нельзя сказать, что из-за него она проводила бессонные ночи — очень редкие заботы могли так подействовать на Жаклин, — но это была одна из многих неопределенных вещей, беспорядочно загромождавших ее разум. Будучи в сущности чрезвычайно рациональным, как и любопытным человеком, она знала, что ее шансы разрешить тайну были ничтожно малы. Но тогда у нее не было разумной причины рассчитывать на то, что ей предоставят покопаться в бумагах Катлин и в ее прошлом. Такому искушению невозможно было противостоять; да и она сама не видела оснований для сопротивления.

Ее пристальный взгляд оторвался от лица Катлин и перешел к мужчине, стоявшему позади нее. Стокс тогда выглядел стройнее и имел более спортивный вид. В его внешности не было ничего неприятного, за исключением хитрых, близко поставленных глаз. Поздние фотографии запечатлели несколько расплывшуюся фигуру и появление еще одного подбородка. Но несмотря на это, он сохранил свои густые, волнистые темные волосы. По крайней мере, Жаклин надеялась, что так оно и есть. Тащить с собой в постель парик довольно мерзко. Было время…

Вспомнив о времени, она поднялась на ноги.

— Я не могу больше ждать, — заявила Жаклин. — Скажите мистеру Стоксу…

Словно по мановению волшебной палочки, внутренняя дверь открылась.

Что бы там ни делал Стокс, но некоторое время он явно наряжался. Никто на его месте не смог бы так походить на голливудскую версию занятого литературного агента без определенных усилий. Закатанные рукава рубашки обнажили волосатые запястья, тяжелый шелковый галстук слегка сбился в сторону, а одинокий локон по-мальчишески завился на лбу. В одной руке он держал ручку, а в другой была зажата пара очков в роговой оправе. Стокс кивнул Жаклин и оскалился, обнажив комплект ослепительно белых зубов.

— Миссис Кирби! Мои огромные извинения! Я униженно преклоняю колени и умоляю меня простить.

— Прошу вас, не стоит извиняться. — Жаклин показала в ответ свои зубы, которые были такими же белыми и такими же большими. Но ее зубы были обязаны своим совершенством скорее природе, чем мастерству дантиста.

— Заходите, — пригласил Стокс. — Кофе? Чай? Устраивайтесь в этом кресле, оно самое удобное. Я звонил в Лондон. Эти британцы такие болтливые…

Она уселась, умиротворенно скрестив ноги и примостив сумочку на колени. Стокс с любопытством рассматривал этот объект, который, как и все сумочки Жаклин, был преувеличенных размеров и так набит, что внешне походил на свинью, находящуюся на последнем месяце беременности.

Стокс напялил очки на нос. Они придавали выражению его лица легкий налет интеллектуальности и увеличивали его глазки почти до нормального размера.

— Не могу высказать вам, как я был польщен, услышав ваше предложение, — заверил он Жаклин. — Я должен позвонить Крису и поблагодарить его за то, что он рекомендовал именно меня.