О’Брайен предположил, что после принятия сверхдозы лекарства она могла прийти в себя и уйти, шатаясь, в лес, прежде чем умереть. То же самое могло случиться, если бы кто-нибудь смог дать ей смертельную дозу некоего вещества. Кто-то, кого она знала и кому доверяла, кто-то, кто мог бы уехать из Пайн-Гроув вместе с ней и подождать, пока вещество, содержащееся в невинной чашечке кофе или в бокале вина, не начнет действовать. Он — или она? — затем мог бы довести машину до конца заброшенной дороги и уйти, закрыв прореху в кустах, обратно на шоссе, где он оставил свой автомобиль или другое средство передвижения типа велосипеда. Чрезмерная уверенность или чувствительность позволили ему удалиться со сцены, прежде чем дело было сделано. Катлин пришла в сознание и…
Однажды Жаклин предпочла такую интерпретацию событий. Теперь она не была так уверена. Приехав в Пайн-Гроув, Жаклин научилась понимать Катлин Дарси не только как писателя, обладающего совершенным мастерством, но и как женщину, у которой было в достатке смелости, бодрости духа и здравого смысла. Могла ли эта женщина быть настолько наивной, чтобы отдать себя во власть человека, которого уже подозревала как несостоявшегося пока убийцу?
Если бы я была лошадью, куда бы я пошла? Жаклин никогда особенно не доверяла такому методу анализа. Она не лошадь. И не Катлин Дарси — преданная дочь, любящая сестра, готовая подчиниться требованиям остальных. Хотя Катлин была отнюдь не глупа. Как, черт возьми, поступила бы она, узнав однажды, что один из любимых ею людей, которому она доверяла, хотел ее смерти? «Что я могла бы сделать? — подумала Жаклин, забыв свои оговорки насчет подобной методологии. — Я не могла бы пойти в полицию, доказательства были слишком неопределенные. Я могла…»
Крючок выскользнул из ее пальцев и упал на пол. Жаклин посмотрела на свою работу. Она связала только одну косичку длиной чуть больше метра.
Жаклин отбросила ее от себя, заслышав шаги, и подошла к окну. Это был посланец от Молли, один из мальчиков, работавших на кухне. По его широкой улыбке и полным подозрения взглядам, которые он продолжал бросать через плечо, она поняла, что он наслаждался ролью Джеймса Бонда. Жаклин подождала, пока он не исчезнет из поля зрения, прежде чем открыла дверь и забрала свою добычу.
Молли прислала не поднос, а целую корзинку. Та была наполнена судками, некоторые из которых были снабжены заботливыми маленькими записками, прикрепленными сбоку: «Нагрейте до 350 в течение двадцати минут». «Удостоверьтесь, что замораживалось по крайней мере один час». Неудивительно, что доставка заняла так много времени, подумала Жаклин, раздраженная и тронутая такой заботой одновременно.
Жаклин отложила продукты в сторону и обратилась к почте. Она особенно хотела найти одно письмо, но ее внимание было привлечено двумя конвертами, доставленными Федеральной экспресс-почтой, одинаковыми по размеру, но не по происхождению. Один из них был от Криса, другой от Сары.
Содержание было также идентичным: самый свежий выпуск одного из ведущих национальных бульварных журналов, который вышел в свет днем раньше. Первое, что увидела Жаклин, было ее собственное лицо, уставившееся на нее взглядом, полным ярости или страха. Оно было частью знаменитого фотомонтажа журнала «Сладж»; за плечом Жаклин, неясно вырисовываясь, стояла в капюшоне смерть, пугавшая ее своей костяной рукой. Дополнявший его заголовок гласил: ПРОКЛЯТЬЕ «ОБНАЖЕННОЙ» ВОЗВРАЩАЕТСЯ! АГЕНТ КАТЛИН ЕДВА НЕ РАССТАЛСЯ С ЖИЗНЬЮ! БУДЕТ ЛИ ДЖЕКИ СЛЕДУЮЩЕЙ ЖЕРТВОЙ???
Жаклин не могла решить, что взбесило ее больше: ужасная фотография (теперь она вспомнила, что ее сделали тогда, когда она угрожала пронырливому репортеру) или ненавистное ей прозвище. Она была не особенно взволнована самой статьей. Было удивительно, как скандальные газетенки не подхватили тему задолго до этого случая. |