Родионов встревоженно шевельнулся, поморщился. Борис Евгеньевич чутко уловил эту перемену в его лице и поспешил исправиться:

— Ни слова, ни слова об этом! Я, собственно, приехал по делу, и дело это связано с вашим именем. Не угодно ли вам будет пройти в мою комнату. Дело довольно серьезное, требующее уединения и сосредоточенной работы мысли…

В «мою» комнату! — удивился Пашка, — откуда у него тут своя комната появилась?

— Я занимаю комнату моей покойной тетушки Клары Карловны Розенгольц, — как бы прочитав его мысли, тотчас объяснил Борис Евгеньевич. — Впрочем, я не претендую! — предупредительно замахал он рукой. — Я сегодня же съезжаю… Прошу вас, — с полупоклоном пропустил он вперед Родионова.

Комната была сыра и неуютна, в углу штабелем громоздились шкуры, больше никакой мебели в ней не было. На подоконнике стоял дорогой заграничный кейс.

— Видите ли, — продолжал Борис Евгеньевич Сорт, ласково трогая рукою кейс, — к вашей интеллектуальной собственности у нас проявлен некоторый коммерческий интерес. Ваше произведение…

— Если вы имеете в виду мою повесть, то она полностью выдумана, сконструирована и насквозь фальшива. — перебил Родионов. — Я думал написать о простодушии, о великой жизненной силе простодушия, а написал о дураке, об идиоте…

— Не скажите! Не скажите! — запротестовал Борис Евгеньевич. — Есть в ней нечто, что особенно ценится у нас. Романтизм этот, чувства… Сентиментальность эта… Впрочем, довольно предваряться, — Борис Евгеньевич заглянул Пашке в глаза и взгляд этот прожег его до мозжечка. — Наше агентство согласно вступить с вами в деловые, честные отношения. Вы продаете, мы покупаем. Недешево покупаем. Но дело в том, что тут все не совсем обычно. Мы покупаем не для того, чтобы издать это, а напротив, чтобы это никогда не издать…

— Как хотите, — равнодушно согласился Родионов. — Меня это мало волнует.

Борис Евгеньевич удивленно потрепетал бровью и продолжил:

— Но сами понимаете, специфика тамошних обитателей и прочее… Короче говоря, потребуются некоторые перестановки, кое-какие доводки и уточнения. Чисто техническая работа. Приспособительно к тамошним реалиям…

— Я не знаю тамошних реалий, — сухо отозвался Родионов. — Хотя, конечно, в общей сути все известно. Но я не буду этим заниматься, мне лень, неохота. Занимайтесь сами.

— Разумеется сами! — согласился Борис Евгеньевич, мелко кивая головою. — Только у меня к вам маленькая просьба…

— Ну?

— Концовку бы убрать. Даже не убрать, а изъять. Временно…

— Крестный ход? Ну уж нет! Это, можно сказать, основа всей вещи, фундамент…

— И все-таки она, концовка, как бы приделана искусственно, не вытекает из логики действия.

— Смерть тоже, на первый взгляд, не вытекает из логики жизни, однако никто не удивляется Так и тут.

— Ну хорошо, хорошо. Вижу, что это вам дорого, — отступился Борис Евгеньевич. — Пусть будет по-вашему. Но кое-какие мелкие перестановочки…

— Это сколько угодно, — разрешил Пашка.

— Можете на меня положиться.

— Валяйте. Остальное мне все равно, — устало произнес Родионов.

— Нужно только оформить все это законно, учитывая материальный интерес…

— У меня нет материального интереса, — снова перебил Пашка.