И я вам говорю, я, к чертям собачьим, не чувствую ничего к этому комку грязи. Нет тут никакой кармы, детка. Уж поверьте мне.
– Поверить подстрекателю-янки? Ну уж нет!
– Чего ты хочешь? – спросила Стефани. Она предвидела, что Кохрейн потеряет все свое хладнокровие, если будет продолжать спорить с Эклунд. И это кончится скверно для всех.
Эклунд не нуждалась в большом количестве оправданий, чтобы уничтожить их всех. Вообще-то Стефани не понимала, что ее от этого удерживает. Возможно, она просто наслаждалась собственным превосходством.
– Ничего я не хочу, Стефани. Это ты нарушила наше соглашение и явилась сюда ко мне – помнишь об этом?
– Я пришла с миром. Желая помочь.
– Мы не нуждаемся в помощи. Уж только не от тебя. И не здесь. У меня тут все под контролем.
– Прекрати.
– Прекратить что, Стефани?
– Отпусти ты их. Верни этим людям свободу. Пожалей их, мы же умрем здесь, если не удастся найти выход, а ты их связываешь своим авторитарным режимом. Это не рай. Это огромная ошибка, которую мы совершили в панике. Сержанты пытаются нам помочь. Почему бы тебе не скооперироваться с ними?
– Десять часов тому назад эти типы, с которыми ты подружилась, пытались нас убить. Нет хуже, чем убить. Любого из нас, кого им удается захватить, они швыряют обратно в потусторонье. Что-то я не заметила, чтобы ты спешила отдать назад свое славное новое тело, Стефани. Ты поползла в Кеттон, надеясь спрятаться в грязи, пока они не пройдут мимо.
– Слушай, если ты жаждешь мести, так просто выстрели мне в голову, и покончим с этим. Но отпусти остальных. Не можешь же ты приговорить всех к жизни на этом острове только из-за того, что в тебе так много страха и ненависти.
– Не выношу такого показного благородства, – Аннета прошла мимо Кохрейна и Сайнона, чтобы встать над самой Стефани. Ствол ружья свисал на несколько дюймов ниже ее холодного лица. – Я нахожу это просто отвратительным. Ты, может быть, никогда не признаешь, что не права. Ты постоянно претендуешь на высокую нравственность, как будто бы на какую-то естественную наследственность. Ты используешь свое обаяние, точно щит, чтобы никто не обращал внимания на то, что ты проделала с телом, которое украла. Это вызывает у меня отвращение. Я-то никогда не стала бы отрицать, кто я такая и что я сделала. Так что – хоть разок признай правду. Я сделала то, что считала правильным. Я организовала защиту двух миллионов душ, включая и твою, я препятствовала тому, чтобы тебя снова швырнули в тот кошмар. Скажи мне, Стефани, было это правильно?
Стефани закрыла глаза, выжимая крохотные жидкие капли себе на щеки. Может быть, Эклунд права, может быть, я пытаюсь не обращать внимания на ужасное преступление. А кто не стал бы пытаться?
– Я знаю: то, что я сделала, – неправильно. Я всегда это знала. Но у меня не было выбора.
– Спасибо, Стефани. – Аннета повернулась к Сайнону. – А ты, машина смерти, если ты веришь в то, что говоришь, ты должен отсюда убраться и предоставить истинным гуманоидам жить подольше. Ты расходуешь наш воздух.
– Я-то как раз человек. И подозреваю, что больше, чем ты.
– Придет время, когда мы вышвырнем вас в потусторонье, – Аннета невесело улыбнулась. – Наслаждайся же падением. Похоже, что оно будет долгим.
Кирстен, поджав губы, взглянула, но не сделала попытки взять дискету.
– И это… – произнесла она с видом человека, который отлично знает о содержании того, что перед ним.
– Мое заявление об отставке, мэм.
– Отказано.
– Мэм, мы потеряли девять тысяч сержантов в Кеттоне, и бог знает, сколько одержимых штатских расправилось с ними. |