Виконтесса поставила чашку, даже не коснувшись ее губами.
— Несчастный человек. Она погубит его жизнь.
— Думаю, что нет. — Мелисанда отвлеклась, увидев, как Вейл оставил группу джентльменов и направился к ним.
— Запомните мои слова, она его погубит. — Неожиданно виконтесса резко протянула вперед руку и взяла с тарелки розовое пирожное. Положила его на свою тарелку и, посмотрев на него, подняла глаза на Мелисанду: — Моему сыну нужна теплота, но не мягкость. Он стал сам не свой с тех пор, как вернулся из колоний.
Мелисанда не успела ответить ей, как к ним подошел Вейл.
— Возлюбленные моя жена и моя мама, добрый день. — Он почтительно поклонился и обратился к матери: — Могу я похитить мою жену и прогуляться с ней по вашему прелестному саду? Хочу показать ей ваши ирисы.
— Не понимаю зачем, ведь ирисы уже отцвели, — язвительно заметила его мать. — Но идите. А я расспрошу лорда Кенсингтона о том, что ему известно о скандале во дворце.
— Вы олицетворение доброты, мэм. — Вейл предложил руку Мелисанде.
Уходя, Мелисанда услышала, как ее свекровь фыркнула им вслед.
Вейл повел ее по посыпанной мелким гравием дорожке.
— Ваша мать полагает, что я спасла вас от ужасной участи — быть мужем мисс Темплтон.
— Преклоняюсь перед удивительно здравым смыслом моей матери, — весело заметил Вейл. — Прежде всего, не могу понять, что я нашел в мисс Темплтон.
— Ваша мать говорит, что, возможно, это была грудь этой леди.
— А… — Она чувствовала на себе его взгляд, хотя смотрела прямо перед собой, на дорожку. — Мы, мужчины, жалкие существа, слепленные из глины, и, боюсь, легко поддаемся чужому влиянию и сбиваемся с пути истинного. Роскошная грудь, может быть, даже фальшивая, способна затуманить наши мозги.
— Гм… — Она вспомнила многочисленных женщин, которые были его любовницами. Неужели у них у всех была большая грудь?
Он наклонился к ней, и от его дыхания, согревавшего ее ухо, дрожь пробежала по ее телу.
— Я был бы не первым, кто принимает количество за качество и протягивает руку за большим сахарным пирогом, хотя аккуратная маленькая булочка мне больше по вкусу.
Она подняла голову и посмотрела на него. Его глаза сияли, а на чувственных губах играла улыбка. Ей было трудно сохранить строгое выражение лица.
— Вы только что сравнили мою фигуру с хлебным изделием?
— С аккуратным восхитительно вкусным хлебным изделием, — уточнил он. — Вы должны принять это как комплимент.
Она отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— Непременно учту это.
Они завернули за угол, и он остановился, подведя ее к какому-то кустарнику.
— Смотрите. Ирисы моей матери уже не цветут. Она посмотрела на дольчатые листья растения.
— Это пионы. А это, — указала она на какие-то растения с острыми, как кинжал листьями, растущие дальше по дорожке, — ирисы.
— В самом деле? Вы уверены? Как вы можете определить, если на них нет цветов?
— По форме их листьев.
— Поразительно. Почти как гадание. — Он посмотрел на пионы, затем на ирисы. — Они не очень смотрятся без цветов, не правда ли?
— Ваша мать и говорила, что они не цветут.
— Верно, — согласился он и свернул на другую дорожку. — Какие еще таланты вы скрываете от меня? Уж не поете ли вы как жаворонок? Мне всегда хотелось жениться ни девушке, которая умеет петь.
— Тогда вам следовало бы поинтересоваться этим еще до свадьбы, — логично заметила она. |