— Бросьте. Все вы прекрасно понимаете. Вы трижды первым оказывались в тех местах, где находились пропавшие дети.

— А я живу в районе Лосиного Острова, — быстро ответил Гуркин. — Мне просто повезло. Кроме того, существует такое понятие, как журналистская интуиция. А вы что, еще и в прокуратуре подрабатываете?

— В крематории.

— Жарко небось?

— Все-таки попрохладнее, чем в аду.

— Вот там и поищите этого маньяка. Пропуск выписать? — они стояли напротив друг друга, словно разделенные стеклянной стеной, как узнавшие противника враги. С самого начала возникшее между ними отчуждение достигло пика.

— Вы знаете, — промолвил Гуркин. — Если бы Квазимодо не существовал, его бы следовало выдумать. В болото следует периодически вливать свежую воду. Чтобы лягушки квакали.

— Юра, побойся Бога! — вмешался Юнгов. — О чем ты говоришь? Маньяк чудовище.

— Никто и не спорит. Но затхлую атмосферу он освежает. Люди выпускают пары и меньше зацикливаются на своей никчемной жизни. Заметьте, они ждут каждого нового его преступления. Они спать не ложатся, все ждут — может быть, передадут по «Маяку». А утром ловят мою газету и рыщут глазами по страницам: где Квазимодо? Ау? Где ты мой желанный гость? — Гуркин ерничал, кривлялся, ему было весело. — А когда находят мою заметку — успокаиваются, будто получили хорошую порцию снотворного. И им уже нет дела ни до чего иного. Так-то вот, голубчики.

— И вам не жаль растерзанных им детей? — спросил Тероян. Обезображенных, потерявших разум? Нет дела до родительских мук и слез?

— На все воля божья. Так, кажется, по-христиански?

— А если бы это случилось с вашим ребенком?

— У меня нет детей, — отрезал Гуркин. — Так что ваш вопрос умозрителен. А я не склонен ломать голову над тем, чего нет.

— И дай Бог — не будет, — добавил Тероян. Он понял, что журналист ничего не скажет ему, даже если и обладает какой-то информацией.

— Насколько я понимаю, наш разговор закончен? — ухмыльнулся Гуркин. Тогда — прощайте, — и он зашагал по коридору, подкидывая плечи, торопясь по своим репортерским делам.

— Ну и задница! — высказался Юнгов, провожая его взглядом. — Извините, милая.

— Да нет, ничего, я разделяю ваше мнение, — ответила Глория. — Его лицо мне показалось знакомым.

— Показывают по телевизору — как символ честного и независимого пера. Ладно, мне пора в зал заседаний. Еще увидимся, — и Жора также поспешно ушел, оставив их наедине.

— Есть два варианта, — произнес Тероян. — Пообедать здесь или ехать домой. Что вы предпочтете?

— Здесь витает какой-то тревожный дух Дантона, Робеспьера и прочих ниспровергателей, — сказала Глория. — Наш уголок гораздо уютнее.

«Наш уголок, — отметил про себя Тероян. — Радует это меня или нет?» Он решил, что все же больше радует, чем огорчает.

— Тогда пусть Дума думает дальше. Все равно, все, что она надумает, передумает президент. Поехали.

По дороге к дому они остановились возле магазина и запаслись продуктами на неделю. Бюджет Терояна начинал давать заметные трещины, и он подумал, что вскоре одной его пенсии может уже и не хватить на двоих. Хорошо еще, что оставалось несколько тысяч долларов в банке. Но потом, когда все закончится, надо будет подыскивать какую-нибудь работу. Можно устроиться преподавателем в Военно-медицинскую Академию, связи есть.