— Я вас научу. Это несложно. Смотрите. Встаньте вот так, передо мной, — Глория взяла его левую руку, подняла, правую положила себе на талию. — Смотрите мне прямо в глаза.

— По-моему, я только это и делаю.

— Теперь легко ведите меня, поворачивая, а я буду отступать. Следите за ногами.

— А как же глаза?

— Следите мысленно. Ну вот, уже наступили.

— Извините. Есть такая примета — чтобы не поссориться, наступите и вы мне.

Девушка выполнила его просьбу, слегка надавив туфелькой на ступню Тима. Губы ее были чуть приоткрыты, синие глаза сияли; и он, и она словно позабыли о том, что произошло совсем недавно, что могло случиться в будущем. Они уже были вне досягаемости вылезающих из мрака злых сил. И каким бы ни был странным этот танец, но он продолжался, а музыка слышалась в самом радостном дыхании жизни, в солнечном свете, падающем сквозь открытое окно, в слиянии кружившихся вместе с ними по комнате нежных комочков пуха.

— У вас неплохо получается, — улыбнулась Глория. — Вы способный ученик.

— Вы делаете из меня мальчишку, — отозвался Тим.

— Иногда это необходимо. Не скучно ли все время чувствовать себя пожилым? Может быть, я помогу вам позабыть о своем возрасте?

— Это уже происходит.

— Отрадно слышать… Я хочу, чтобы вы были счастливы, — добавила она вдруг. — Серьезно, хочу. Вы слишком много сделали для меня.

Желание поцеловать Глорию было настолько сильным, что Тим даже остановился, сбившись с ритма. И в этот момент в их хрупкий мир неожиданно ворвался резкий телефонный звонок, словно электрической молнией расколов сцепленные руки.

— Не берите трубку, я сам, — быстро сказал Тероян, направляясь к аппарату.

— Это я, — услышал он голос Карпатова. — Пришел факс на твою Глорию Мирт. Она жительница Тарту, двадцать один год. В конце мая отправилась на несколько дней в Москву погулять, но обратно в Прибалтику не вернулась. Зная ее взбалмошный нрав, родители особенно не тревожились, считая, что она закатилась куда-нибудь на юг и греется с волосатыми мужчинами на солнышке. Но ты тоже не беспокойся. По словесному описанию, та Глория не соответствует твоей: у нее темные волосы и карие глаза. Я думаю, что настоящая Глория Мирт уже давно мертва, но вот как ее платье оказалось на твоей девушке? Пораскинь мозгами.

— А что слышно о Квазимодо?

— Пока ничего. Будь здоров, мне некогда, — и Олег отключился. Тероян не стал передавать содержание разговора девушке. Но он с самого начала предполагал, что это не ее настоящее имя. Какая, в сущности, разница — как тебя зовут? Имя лишь пустой звук, и если бы ее нарекли Марией или Иванной чтобы изменилось в ней? У нее были бы те же синие глаза, и тот же нежный овал лица, и та же стройная фигура. И он бы так же заботился о ней, как сейчас. «Так же бы… любил?» — мелькнула у него мысль. Он уже давно спрашивал себя об этом, не решаясь признаться. Но Тим не мог допустить этого, не мог позволить себе забыть о своей профессиональной врачебной этике, ведь, что ни говори, а девушка была его пациентом, ее память подверглась амнезии, она оказалась беспомощной в этом мире, отверженной, лишенной своего прошлого. Но и с охватывающими его все сильнее и сильнее чувствами Терояну уже было трудно совладать. В нем словно бы боролись два человека, два противника, доказывающих каждый свою правоту.

Прежде чем отправиться в ресторан «Звездный», что находился неподалеку от дома, Тероян и Глория, — он продолжал называть ее так, — поехали в банк, где Тим снял нужную для ремонта машины сумму. Мастер обещал вставить ветровые стекла к семи часам.