— И все-таки, фотография обычно искажает оригинал. Нельзя исключить и какую-то долю вероятности, что это ты.

— Видишь ли, Глория. Такой шрам, если отбросить возможное совпадение, может быть у нескольких знакомых мне людей. Не скажу точно, но у полутора-двух десятков. Это история давнего детства. В классе шестом мальчишки создали тайную организацию. Сейчас бы я назвал ее обществом дураков. Но тогда все это выглядело очень романтично и таинственно.

Была произнесена какая-то клятва, создан устав и все такое прочее, Тероян помолчал, вспоминая прошлое. — А скрепили они этот союз вот такими шрамами, выжженными на левом плече.

— Я и представить себе не могла, что в детстве ты был таким романтически-глупым, — засмеялась Глория. — Это на тебя совсем не похоже. Значит, до клятвы Гиппократа ты произнес еще и другую?

— Такую же торжественную, только не помню, о чем там шла речь. Так вот, из тех «тамплиеров» я сохранил приятельские отношения лишь с тремя: с Карпатовым, Юнговым и Шелешевым. Но можно разыскать и других. Хотя, думаю, что это напрасно. Вероятнее всего, шрам на фотографии — случайность.

— Кто знает… Если на ней все же запечатлен кто-то из вас, то красная стрелка, нацеленная в сердце, означает одно: смерть, — с этим словом, произнесенным шепотом, в комнате наступила тишина, и словно бы чья-то тень легла на фотографию, от которой исходило какое-то зловещее излучение.

Тероян перевернул ее изображением вниз.

— Ерунда, — произнес он. — Ты забываешь, что я встретился с тобой гораздо позже, чем в сумочке Серого появилась эта фотография. Что он мог знать о ком-то из нас? Хотя… Юнгов живет неподалеку. С Шелешевым они из одного мира. А Карпатов? Поводов для мести полковнику МУРа найдется достаточно.

— Вот именно, — подтвердила Глория. — И неизвестно, где ты мог перейти сатанистам дорогу.

— Ладно, не будем ломать голову, — сказал Тим, собирая вещи в сумочку. — Пойдем лучше завтракать.

Но и за завтраком они продолжали обсуждать эту тему, позабыв даже о закипевшем кофейнике. Глория сняла его с плиты и как-то грустно произнесла:

— Ты все же счастливее меня. Шрам — это память о детстве, и ты можешь всегда уйти в прошлое. А что у меня? Где мои игры, когда я была маленькой? Я даже не знаю, под какой звездой родилась… И какие у меня были друзья?

— Все вернется, Глория, — мягко сказал Тим. — Мы близки к цели, ты вспомнишь все. И радости, и печали. Я чувствую, что мы ходим совсем рядом с тем, кто лишил тебя памяти.

— Я знаю. Я сама это чувствую. Он где-то неподалеку, следит за мной, наблюдает. Мне даже кажется, что вот и сейчас, в эту минуту, он сидит вместе с нами, за столом.

Тим взял ее руку и коснулся губами.

— Если это так, то мы не нальем ему кофе, — и он толкнул кого-то невидимого локтем. — А ну брысь! Брысь, тебе говорят, нечисть!

Глория улыбнулась, а глаза ее вновь наполнились синим цветом.

— Но может быть, если бы со мной не случилось подобного, я бы не встретила тебя? Значит, я должна быть ему благодарна? Хоть немного.

— Нас свела судьба, — произнес Тим. Помолчав, он рассказал ей о своем видении на пустынной дороге, когда чуть не разбился насмерть, и которое предшествовало встрече с Глорией.

— Как странно, — задумчиво сказала она. — Я верю, что тебя спасла сама Богородица.

— И ты, — добавил Тим. — Твой облик двигался мне навстречу, твоя душа, отделившаяся от тела.