Исколесив всю округу, тройка Вольдемара Кирилловича, разнаряженная разноцветными лентами, под переливы колокольцев возвращалась к усадьбе. Воздух, едва потемневший от сгущающихся сумерек, был насыщен запахом разгоряченных бесконечной скачкой лошадей и сладким ароматом хвои, росших по краям дороги сосен. Мерное покачивание саней убаюкало разгорячённого вином и забавами графа. Плавное течение мыслей, а точнее, их полное отсутствие, перешло в сладкий сон.

…Маленький мальчик, в котором граф узнал себя, весело смеясь и высоко поднимая ноги, бежит по лугу. Он то и дело оглядывается через плечо на бегущую за ним следом мать. Запутавшись в траве, мальчик падает, а графиня, подхватив его на руки, кружится вместе с ним. Продолжая смеяться, она говорит ему что- то ласковое и целует его розовые щёчки. Тот хохочет и, изо всех сил дрыгая ногами, пытается вырваться из материнских объятий. Радостное чувство заполняет грудь графа.

Но внезапно он видит эту сцену как бы с другой стороны. Маленький мальчик по-прежнему хохочет, графиня остается по- прежнему молодой и красивой, только на руках у неё появились длинные загнутые когти, которые впились в нежное тело ребёнка. Губы женщины по- прежнему шепчут ласковые слова. Но граф слышит её мысли.

— Мягкая, сладкая душа! — шепчет её сокрытая сущность. — Я высосу из тебя жизненную энергию, как пиявка высасывает кровь. Мальчик, твоя душа такая теплая и податливая, так хочется её пить и пить, но ещё немного на сегодня и хватит!

Глаза женщины закатились, на лице появилась блаженная улыбка. Она облегчённо вздохнула и втянула свои когти. Вслед за ними из тела мальчика выскочили голубые искры и, пронзив пальцы матери, потекли по её телу.

— Нет, этого мало! — мысленно воскликнула женщина и, наклонившись, впилась в обнажённую шейку мальчика. При этом её челюсть вытянулась, на щеках появилась серо — коричневая шерсть. Мальчик обмяк, всё еще продолжая смеяться, затем бесчувственно обвис на её руках.

— Барчуку плохо! — донеся как бы со стороны чей- то возглас.

— Солнечный удар, солнечный удар, солнечный удар!

Слова, повторяемые на все лады, пронзили мозг мальчика. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над собой пасть волка.

Вольдемар Кириллович истошно закричал и очнулся. Протяжный волчий вой, долетевший с болота, как боевой курок ударил по взведённым нервам.

— Стой! — заорал граф Афанасию и, не дожидаясь, когда сани остановятся, спрыгнул. Не удержавшись на ногах, он несколько раз перекувыркнулся через голову, и лишь оказавшись в глубоком сугробе, остановился. Немного полежав, приходя в себя, он открыл глаза, и его взгляд упёрся в возвышающийся над болотом курган, на вершине которого четко угадывалась одинокая фигура воющего волка.

— Вы- ы- ыбор… — отчётливо услышал граф в долетающем до него вое.

Боясь сознаться кому бы то ни было в своих страхах, Вольдемар Кириллович метался, как мечется раненный зверь, загнанный в угол. Он то набрасывался на ни в чём не повинную прислугу, то, закрывшись в своей комнате, почти выл с тоски и от бессилия.