– Вы их убили. Всех. Вы не можете этого отрицать… Вы их убили.

– Нет… – Инженер мотает головой. – Нет, нет…

– У меня есть доказательства, целая уйма улик, даже свидетель… Вы не можете отрицать, тут, при мне…

Он упрямо мотает головой. Делает еще шаг вперед, озаренный желтоватой вспышкой зажегшегося на миг фонаря.

– Вы меня не поняли… Я не намерен ничего отрицать. Я сказал «нет» в смысле «нет, не отрицаю». Их убил я, это очевидно… То есть очевидно мне – и вам, разумеется.

У меня дергается плечо, и мы оба подскакиваем – я из-за спазма, он, наверное, от страха, что я сейчас на него накинусь. А я так ошеломлен, что даже думать не в силах – только и могу стоять и тупо смотреть на него. Мне даже кажется, будто его голос доносится издалека, отдаваясь в ушах протяжным эхом.

– Да-да, вот именно, комиссар: чего я никак не могу понять, ни на самую малость, так это вашего ожесточения по поводу моих действий и моей персоны. Видите ли, перед тем, как приступить к моим скромным похождениям, я проделал, если позволите, кропотливое исследование по маркетингу и обнаружил на рынке услуг нишу, абсолютно никем не занятую. Вы, несомненно, заметили, что я имею дело исключительно с наркозависимыми молодыми особами, которые время от времени промышляют проституцией, а этот социальный тип, согласитесь, представляет весьма незначительный интерес для общества. Вы можете что-то возразить?

Я молчу. Мне не выдавить из себя ни звука. Пытаюсь обдумать, как бы использовать его признание, но даже это не получается. Крепче сжимаю в кулаке ключи.

– Думаю, вам не составило труда заметить, что я, к примеру, тщательно избегаю любых контактов с профессиональными проститутками, будь то итальянки или иностранки, ибо, помимо того, что они связаны круговой порукой, тут могли бы вмешаться какие-нибудь рэкетиры. Нет, синьор комиссар: я избрал себе абсолютно определенный, конкретный объект, в совершенстве отвечающий поставленной цели, требующий минимальных затрат как времени, так и ума и силы.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему вы их убиваете, почему?

Он пожимает плечами, улыбается почти застенчиво.

– Потому что мне так лучше. Потому что потом я себя чувствую лучше… потом. Это – способ снять стресс, а на руководящем посту, сами знаете, стресс накапливается постоянно. Вам никогда не хотелось кого-нибудь убить? Признайтесь честно, вы никогда не испытывали желания в какой-нибудь из напряженных дней свернуть кому-нибудь шею? Ну вот, а я это делаю.

Минутное колебание, напряженный взгляд в сторону улицы, по которой проносится мопед. Снова улыбка. Мопед проехал мимо.

– Нет, комиссар Ромео, вы не так ставите вопрос: не «почему», а «почему бы нет»? Переживаете из-за моральных принципов? Мораль меняется, синьор комиссар, – новые ценности, новая конституция, новая республика, новые цели… Не хвастаясь, скажу: я управляю предприятием, равного которому нет во всей Италии. Тогда почему же я подвергаю себя риску оказаться в тюрьме? Потому что все это глупости… С тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года по сей день я убил двадцать три девицы, и меня до сих пор никто не поймал. У меня своя жизнь, у вас – своя. Я успешно руковожу передовым предприятием, а вы наживаете невроз за неврозом. Я побеждаю, вы проигрываете, и, откровенно говоря, я считаю, что мой метод самую малость лучше вашего с точки зрения продуктивности.

Молчание. Ни один из нас не произносит ни слова. Я смотрю на него невидящим взглядом, а он вперился в пустоту, задумался, время от времени улыбается, будто вспоминая что-то забавное.