– Знаете, комиссар, – произносит он вдруг, – мы с вами очень похожи…

– Нет, – шепчу я.

– О да, не спорьте. Нам обоим нравится Майлс Дэвис…

Страх. У меня дергается голова, я непроизвольно стукаюсь затылком о запертую дверь за моей спиной. Лаура.

– Ах нет, нет, минуточку… Вы так ничего и не поняли. Все мои старания сводились к тому, чтобы объяснить вам: я не зверь… Ваша супруга чувствует себя превосходно. Я разглядел пластинки, когда она открыла мне дверь, ведь я поднялся к вам в квартиру, чтобы поговорить, а потом, поскольку вас не было, предпочел подождать внизу. «Лифт на эшафот», изумительно… Generique, великолепно.

Зажмурив глаза, насвистывает несколько нот, потом говорит:

– Всего наилучшего, комиссар, будьте здоровы.

Разворачивается и уходит, но, сделав шаг, оглядывается, приложив палец к губам, с недоуменным выражением на лице.

– Единственное, – шепчет он, – единственное, чего я не могу понять, это почему я их кусаю. Кроме всего прочего, поскольку речь идет о субъектах, входящих в группу риска, это самую малость противоречит требованиям гигиены, однако же… что тут скажешь… а, ладно.

Повернувшись ко мне спиной, он машет рукой на прощание, а меня охватывает неодолимый, какой-то утробный ужас, что сейчас я начну насвистывать тот же самый мотив. Мой мотив. Он исчезает в темноте улицы, за фонарями. Я стою неподвижно, провожая его взглядом, и только через какое-то время вынув руку из кармана, обнаруживаю, что порезал пальцы о кольцо с ключами и вся ладонь у меня в крови.

Голос профессора в телефонной трубке, после целой минуты гудков. Низкий, осипший со сна.

– Кто это?

– Алло, профессор? Это комиссар Ромео…

– Комиссар… Ах да. То есть Ромео, вы знаете, который час? По меньшей мере…

– Чувство вины у маньяка, профессор. У Волка-оборотня, помните?

– Мммм… да, помню. И что? Вы меня будите среди ночи, чтобы сказать, что вы его поймали, Ромео?

– Нет, я его не поймал, профессор. Я бужу вас посреди ночи, чтобы сказать, что мы его никогда не поймаем. Потому что у этого гада, у Волка-оборотня, нет никакого чувства вины… ни малейшего.

– Ты почему смеешься?

– Я смеюсь? Ничего подобного…

– Смеешься-смеешься… усмехаешься в усы, хотя у тебя и нет усов. Что-то смешное по телевизору? Дай посмотреть…

Вероника уселась на ручку кресла, положила локоть ему на плечо, чтобы удержать равновесие, и слегка откинула голову, как делала всегда, если что-то ее интересовало. На экране девушки из «Это – не RAI» плясали на краю бассейна и Амбра что-то чирикала в микрофон с истерическим хохотом, переходящим в рыдание.

– Тебе не кажется, что ты уже слишком стар, чтобы пялиться на девчонок?

Он склонил голову, поцеловал торчащий локоть, вдыхая аромат ее духов.

– Мы спонсируем эту программу, вот я и решил посмотреть, что там показывают: кажется, все это самую малость нецелесообразно… Ты куда-то уходишь?

– Отвезешь завтра детишек в школу? Я договорилась с косметологом, а до этого хотела зайти к Марте выпить кофе… как-то не хочется все на бегу…

– Зачем тебе косметолог? Ты и так очень красивая…

– Боже, как мне повезло… Мой муж через одиннадцать лет после свадьбы мне делает комплименты.

Вероника протянула руку, погладила коротко остриженные волосы на затылке.