Изменить размер шрифта - +
Жизнь на пляже, оккупированном греческим войском, была бы гораздо более сносной, если бы не запах отхожих ям и костров, на котором жгли трупы. Сутки спустя этот тошнотворный запах по-прежнему донимал Илью. Ядовитая вонь висела плотным облаком, и даже ветер с моря не мог разогнать ее. Одни погребальные костры ярко горели, другие затухали, и с пепелища поднимался густой дым. Легкий бриз разносил его по всему берегу, пепел оседал на палатках и оружии, на песке и на коже, и Илья не мог отделаться от навязчивой мысли, что пыль, которую он стирает со щита, которая впитывается в кожу рук и лица — это прах погибших людей.

Шатер царя греческой армии был гораздо просторнее Ахилловой палатки и загроможден куда больше: вдоль стен располагались укрытые горами цветных покрывал широкие диффы, низкие столики уставлены сосудами и емкостями всех форм и размеров, песчаный пол прикрывали хоть и изрядно потёртые, но все ещё прекрасные ковры. В неровном свете горящих по углам высоких треножников начищенная бронза отсвечивала красноватыми бликами, золото — теплым желтым сиянием, а лицо Агамемнона — пульсирующим малиновым цветом, прекрасно сочетавшимся с густой, черной с проседью бородой и черной же шевелюрой.

— Ты! — зарычал он, едва Илья появился в его шатре. — Ты!

От возмущения у царя, видимо, даже перехватило дыхание, потому что продолжить Агамемнон не смог, только выкатил широко расставленные темные глаза и трясущимся от злости пальцем указал на Илью. Собравшиеся в просторном шатре вожди племен благоразумно помалкивали.

— Я, — спокойно согласился Илья.

На миг ему показалось, что это короткое слово Агамемнона просто добьёт: он налился краской еще сильнее, хотя миг назад казалось, что это просто невозможно.

— Ты, — наконец прорвало его, — вместо меня царем стать хочешь?

— Что?

— Решил беспорядок устроить в моей армии, так?

По-прежнему ничего не понимающий Илья предпринял еще одну попытку разобраться:

— Ты о чем?

— О чем?! — заорал Агамемнон. — Ты солдат подстрекаешь! Их призываешь на мятеж! Их призываешь убить меня и отправиться по домам!

— Я?

— Ты!

— Нет.

— Нет? Ну, сейчас увидим, — зловеще процедил справившийся с дыханием Агамемнон и дал знак одному из стражников. Через несколько мгновений в шатер втащили перепуганного Терсита.

Агамемнон торжествующе переводил взгляд с одного на другого.

— Ну, — наконец обратился он к Илье. — Что скажешь?

— А что я могу сказать?

— Ты этому человеку велел возмутительные речи вести! Ты ему велел моих воинов призывать убивать своих вождей, забирать добычу и домой возвращаться!

— Что?

Похоже, изумление на лице Ильи было настолько сильным, что Агамемнон на миг задумался, а потом обернулся к Терситу:

— Ты кричал, что это Ахилл тебе велел поднимать народ и идти ко мне.

— Он и велел, — проблеял лысый грек.

— Когда это я тебе велел? — вмешался тут Илья, делая шаг к нему.

Ахилла Терсит боялся, видимо, куда больше, чем Агамемнона — лысый грек испуганно затрепыхался в руках крепко держащих его солдат. Потом обмяк и пробормотал:

— Ты ведь сам велел нам законную долю добычи потребовать у наших вождей.

— Я сказал, что спрашивать о добыче нужно не у меня, а у своих вождей.

Терсит молчал. Разницы он, похоже, не уловил. Агамемнон жестом велел увести его, а потом произнес, чеканя каждое слово:

— Когда против меня заговор плетут, этого не прощаю я. Даже любимчикам богов вроде тебя.

Быстрый переход