— К левому борту, — велел Джек Бондену, и как только лодка подошла к кораблю, взлетел на палубу, огляделся, убедился, что все в готовности, и скомандовал:

— Мистер Моуэт, просигнальте флагману «Запрашиваю разрешение отделиться от эскадры».

Глава третья

Если бы не возможность встретиться с французским или американским шлюпом, корветом или фрегатом, или хотя бы с приватиром, последняя часть плавания была бы совсем печальной, поскольку действительно могла стать последней и привести "Сюрприз" прямо на верфь для разборки. Офицеры и матросы, исключительно дружная команда, могли абсолютно правдиво утверждать, что при должном обращении он все еще оставался одним из самых быстрых фрегатов флота, его набор был примечательно прочным, и он был крепким, а вдобавок еще и счастливым и способным держаться круто к ветру кораблем; но факты оставались фактами: со времен его постройки в 1780-е фрегаты стали значительно крупнее и на них стали ставить гораздо более тяжелые орудия.

"Сюрприз" устарел, и тягаться с современными "американцами" мог не лучше, чем атаковать линейный корабль. В строю еще оставалось несколько французских фрегатов, с которыми он мог вступить в бой на равных, но они редко выходили в море, так что единственный реальный шанс на сражение (если брать в расчет только национальные флоты) оставался лишь со шлюпом или корветом. Чести в такой победе нет, только позор в случае неудачи, и "Сюрприз" возлагал надежды в основном на приватиров, сильно мешающих британской (и даже нейтральной) торговле между Старым и Новым светом — а в первую очередь на печально известный "Спартан".

Конечно, бессмертной славы в бою даже с необычно тяжелым и мощным приватиром не заработать, но это было бы похвальным деянием, вполне похвальным; и, за отсутствием более выдающегося оппонента, стало бы достойным завершением плавания.

Помимо того, хотя никакой военный корабль, государственный или частный, не мог сравниться с жирным купцом в части тривиальной материальной выгоды, "Спартан" был вовсе не столь уж незначительным призом: необыкновенно быстрый, недавно построенный на отличной верфи, и, если удастся не слишком сильно повредить его при захвате, адмиралтейство наверняка захочет выкупить его; опять-таки, есть еще и награда за экипаж — по пять фунтов за голову, а про "Спартан" говорили, что его команда весьма многочисленна.

Поэтому высматривали его с еще большим рвением чем обычно; несмотря на то, что многие моряки думали, будто удача покинула корабль. Ну а если не корабль, так капитана, что в принципе равнозначно. Убеждение это укоренилось сильнее всего среди тех, кто раньше ходил на китобоях или на рыболовный промысел, поскольку они привыкли наблюдать, как два шкипера с одинаковым опытом, рыбача в одних водах одинаковыми снастями, возвращаются домой кто с полными трюмами, а кто — с пустыми.

Все дело в удаче, качестве или скорее даже неком свойстве, иногда она направляет человека в одну сторону, к хорошему или плохому, а иногда кидает туда-сюда как прилив, то выше, то ниже, не подчиняясь никаким доступным обычному человеку законам. Китобои верили в это сильнее прочих, но не обошли эти суеверия и остальных, включая и тех, кто прослужил на фрегате дольше всего и сильнее всего привязался к капитану — костяк команды боевого корабля с самого начала. Догмы разнились, были и важные отличия в деталях этого суеверия, но в целом удача и неудача считались почти или вообще не связанными с доблестью и пороком, доброжелательностью или ее отсутствием.

Удача не приходила и с опытом. Ее считали вольным даром, подобно девичьей красоте, не зависящей от воли ее обладательницы; но как красоту можно испортить завитыми волосами и тому подобным, так и неудачу, несомненно, можно навлечь определенным поведением, таким как необузданная гордость, хвастовство успехами или нечестивое пренебрежение обычаями.