— Ты что же, против моего слова вздумал пойти?! Вот я тебе десять плетей всыплю! — набросился старший на парня.

— Не нужно, — остановил его княжич.

Даян стиснул челюсти, развернулся и рванул прочь.

Вяшеслав кивнул и, решив прекратить балаган, выкрикнул, призывая к отбытию. Воины повернули к воротам. Пребран, окинув единым взглядом двор, на котором уже толпилось много народа, и не только мужчин, но и баб — и когда успели, — тронулся с места, решая как можно скорее покончить с этим всем, нагнал удаляющихся по заснеженной дороге воинов. Желал он одного — увидеть по возращении Даромилу.

— До излучины к обеду должны добраться, а там и взять след, — подбодрил воевода, как только княжич с ним поравнялся.

Покинув окрестности острога, мужчины свернули с главной дороги, пуская лошадей к реке, которую местные прозвали Вольха. Русло её оказалось достаточно широким, огибало лесистые мысы, теряясь в снежной белизне. Путники спустились на лёд — всё идти ровнее, — не забывая оглядываться по сторонам, всматриваясь в гущу леса, ожидая подвоха с любой стороны. И хоть защищала броня, а все же пущенная недругом стрела может и в шею, и в голову угодить. Нападут ведь и на воинов, чтобы взять оружие да лошадей — для разбойников это самое ценное да ещё таке добротное.

И всё одно не о том Пребран беспокоился, всё возвращался мыслями к вчерашней встрече. Залегало всё глубже тяжёлым железом беспокойство — что, если Даромила покинет острог, пока он за душегубами по лесу гоняется? Что, если Ярополк всё же нагрянет? И гнал от себя эти мысли, приказывая себе не думать о том. Не только собой, но людьми рискует своими, и не просто людьми, а лучшими воинами, ставшими братьями за время пути, каждый из них был ему дорог. И главное, теперь бы не потерять ни одного из них и самому не сгинуть, хоть и славная смерть — в бою, спасая неповинных людей, но жить теперь хотелось как никогда сильно.

Когда день перемахнул за середину, всадники сошли со льда, погрузившись в лес, благо буря не поднималась, идти было легко через стройные стволы сосен, окутанных снегом. Шли недолго, лес вдруг поредел, сменяясь берёзовым молодняком, а потом и вовсе оборвался, и взору открылась деревенька из семи дворов. Только от той деревни, какая была здесь, мало что осталось: погорелые избы, как разбитые гнёзда с вывернутыми столбами и створками, проваленными крышами, а у других так и вовсе только каменные печи и остались. Ясное дело, при приближении никто к всадникам не вышел, никто не встретил с поклоном, а если кто выжил, ушёл давно.

— Твари, — не выдержав, ругнулся Ждан, мрачно окидывая взглядом разорённые хлева.

Пребран огляделся. Следы, само собой, замело, не нашлось ничего, что подсказало бы, в какую сторону ушли тати.

Подъехав к заваленному частоколу, воины остановились перед валяющейся на снегу разбитой в щепки люльки, слушая гробовою тишину. Убитых нигде не оказалось, верно, кто-то всё же вернулся, схоронить, как положено.

— Пошли, нечего время терять. К вечеру управимся, вырежем до одного ублюдков, — разорвал тишину Вяшеслав.

Тронув коней, всадники пустили их вдоль улицы, проезжая мимо завалин, вскоре наткнулись и на заснеженный курган, засыпанный камнями. Внутри разлилась ярость, чёрная и густая, как смола. Постояли недолго каждый думая о своём и мысли те утешительными не были. Тронулись дальше, устремляясь прямо чрез луга. Теперь-то они на видном месте, заметить враги уже могли, да только никто не спешил показываться, потому легко подобрались вновь к лесу. Воздух звенел вечерним морозом, прошибая грудь, кони тревожно фыркали, пуская клубы пара, опасливо озирались, дёргая головами, прижимая уши, чуяли то ли дикого зверя, то ли притаившуюся опасность. Но кругом царили тишина и покой.