На кассе и раздаче в тот день работала Лялька.

— Никто к той семье не подсаживался, — утверждает она, тараща от честности глаза. — Они сидели за ближним столиком. Всё с моего места просматривалось.

«Фиалка» закрыта, подсобка опечатана, но Галя выдала мне ключи.

Пищевой цех опутан жёлтыми сигнальными лентами. Мы с Лялькой на четвереньках пролезаем под ними. Домовитая Лялька сразу принимается за работу: разворачивает упаковки с творогом и привычно, педантично, филигранно лезвием ножа снимает сверху и с боков нежную зёлёную пушистую плесень. Чистенький творог любовно кладёт в кастрюлю.

Рядом в ведре грязная вода, в которой плавают половые тряпки. При ближайшем рассмотрении это оказывается отмокающий изюм.

Предприимчивая Галя не желает нести убытки из-за простоя. Она договорилась с ближайшим офисным центром о доставке домашних обедов. В сегодняшнем меню указана творожная запеканка с изюмом.

— Елена Николаевна! — официальным тоном, исключающим всякий намёк на дружбу, говорю я. — Вытрите руки насухо, положите на коленки и сядьте ровно. Поминутно воспроизведите тот рабочий день.

Лялька оправдывается: «Руки не привыкли без работы». Она и по жизни-то запуганное существо, да тут ещё весь вчерашний день её таскали и терзали следователи.

Но у меня перед ними крупное преимущество. Надо мной нет начальства, которое стучит кулаком по столу и брызгает слюной. Требует бешеной оперативности, немедленной поимки и чистосердечного признания преступника, и улучшения статистики по району. И ещё мне не надо набирать в компьютере многотомные отчёты.

Лялька шмыгает носиком, тискает грязный носовой платочек. Добросовестно и нудно припоминает, как заступила на смену, как Галя попросила её подменить на раздаче.

— Нам в тот день с базы привезли мешок списанной гречки. Мыши туда накакали, — простодушно объясняет Лялька. — Галя с Ашотом поехали на мукомольный: перемолоть ту гречку и потом печь гречишные блинки… — она кивает в сторону огромной сковороды с чем-то вязким, чёрным.

— Господи, это что, смола: грешников поджаривать?!

— Это фритюр. Печём блины, оладьи, сырники, — обижается Лялька. — Свеженький: двух месяцев не прошло, как меняли. Так-то и по полгода не сливаем… Галя потом этим маслом забор на даче пропитывает. Говорит, от гниения отлично…

— Ну, вот… — продолжает она, — В девять открылись, как всегда. Бабушки уже у дверей паслись. У нас каша и чай дешёвые…

Слушая унылую Ляльку, хочется заплакать или заснуть. Или как следует треснуть сумкой ей по башке для ускорения.

— … И потом эта женщина из очереди возвращает пирожные и просит: «Поменяйте эту коробку, пожалуйста».

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Настораживаюсь, делаю стойку, как гончая, напавшая на след. Мне даже кажется, уши у меня зашевелились, раздвинули волосы и встали торчком.

— Стоп, стоп, стоп. Что за женщина? На каком основании вы, Елена Николаевна, приняли у неё обратно оплаченные пирожные? Согласно Типовым правилам, продовольственный товар надлежащего качества обмену и возврату не подлежит.

— Да она даже от прилавка не отходила! Посмотрела и вернула! — отбивается струсившая Лялька.

— Хорошо, пусть так. Чем пирожные её не устроили?

— Она сказала… Сказала, что несёт их, кажется, в больницу приятельнице. И та не любит пирожные с вишенками, а любит как раз с дольками абрикоса… И потом, она нашла дефект: там на двух пирожных следы от пальцев. Галя, наверно, их горячими неаккуратно укладывала.