– Узнала? – спросил толстяк почему-то шепотом.

– Не сразу, – честно призналась она. – И монахи меня довольно-таки сильно запутали. Хотя они же и дали мне ключ к разгадке.

– Тогда говори, поможешь?

– Помогу. – Она протянула ему руку. – В любом случае помогу, независимо от того, чем ты отплатишь, хоть бы и ничем.

– Это из-за... них? – Толстяк неопределенно мотнул головой куда-то вверх.

– Да.

Они молча прошли по мостику и свернули на правую аллею. Каэ молчала, потому что глаза ее были готовы наполниться слезами, и она боялась заговорить, чтобы не расплакаться, – как всегда, упоминание о погибших друзьях больно резануло ее по сердцу. «Паломник» тоже не хотел нарушать тишину. Наконец Каэтана несколько раз прерывисто вздохнула и приняла прежний строгий вид.

– У нас с тобой огромная куча дел, – сказала она, обращаясь к толстяку. – Но прежде ответь мне на один вопрос. Ты вот упоминал тут, что помог мне как-то. Я правильно понимаю, что это выразилось в том, за какой срок мы добрались до Сонандана?

– Не совсем. До Сонандана ты добиралась с нормальной скоростью, а вот до ал-Ахкафа...

– Я так и думала, что потратила на этот путь слишком мало времени.

Толстяк самодовольно улыбнулся, потом внезапно покраснел.

– Если скажу правду, ты не обидишься?

– Постараюсь, – честно ответила Каэ.

– Не собирался я тебе помогать вначале. Просто засмотрелся, вот и торчал все время рядом...

– И время для меня практически остановилось?

– Ну, почти. Но зато потом я помогал тебе уже сознательно.

Парк огласился звонким смехом Интагейя Сангасойи.

– Ты что это? – обиженно спросил ее собеседник.

– Если бы, если бы все боги были такими же сознательными, как и ты... – Она остановилась. – Слушай, а как мне тебя называть? Не могу же я обращаться к тебе, как все. Глупо как-то говорить: «Доброе утро, Время», «Как ты сегодня спал, Время?»...

* * *

– А вот и твой цепной дракон! – Толстяк неожиданно ткнул пальцем в сторону аллеи – той самой, где стоял фонтан с дельфином, летящим на косо положенном куске зеленого стекла, стилизованного под морскую волну.

– Это еще кто? – удивилась она.

Но ответа не потребовалось.

* * *

Когда не на шутку встревоженный Нингишзида в сопровождении четырех дюжих жрецов наконец отыскал Каэтану и ее посетителя в самом дальнем уголке парка, он облегченно перевел дух. Но ненадолго. Вообще-то надо было бы высказать Каэтане все, что он думал по поводу ее беспечности и неосмотрительности, – но не ругаться же с Великой Богиней в присутствии подчиненных и посторонних. Молодым священнослужителям он, конечно, вообще ничего не объяснял, да и что он мог бы им объяснить, если и сам толком ничего не знал, – они стояли и благоговели при виде своего божества. А Нингишзида никак не мог придумать достаточно благовидный предлог, чтобы заставить надоевшего «паломника» убраться восвояси: ну не нравился он верховному жрецу – и все тут. Наконец Нингишзида набрал полную грудь воздуха, чтобы произнести первую фразу, естественно о делах государственной важности, как...

– Это ты? – обрадовалась Интагейя Сангасойя.