Но это вряд ли, потому что милиционер видел курицу у меня и не видел никакого Васьки. А про себя я очень хорошо знала, что никаких «всяких случаев» быть не может и если даже меня сейчас разрежут на куски, я все равно Ваську не выдам. Так что по всему получалось, что именно я эту самую курицу и украла. И бояться должна была, как самый настоящий вор. Но я боялась не так. Получается, что если человек прав, то он все равно боится меньше, даже если никто, кроме него, об этой его правоте не знает и никогда не узнает… Когда я дошла до этой интересной мысли, старший милиционер наконец заговорил.
— Зачем же ты эту курицу стащила? — спросил он усталым и совсем незлым голосом.
— Есть хотела, — нагло соврала я.
— Но ведь ты знаешь, что воровать плохо. Вот, предположим, приходишь ты в магазин…
— Из магазина нельзя, — уверенно сказала я. — А у таких толстых теток можно.
Мне хотелось, чтобы старший милиционер поскорее разозлился. А то когда человек добрый и к тебе по-доброму относится, ему врать ужасно противно. А ведь правду сказать я все равно никак не могла… Но разозлился не старший, а младший милиционер.
— Да чего с ней разговаривать, Петр Алексеевич! — воскликнул он. — Выясняем личность, сообщаем в школу, вызываем родителей. И все дела. А то возимся с ними, возимся, а они вон с каких лет — вон какие наглые!
— Подожди, Алеша, не горячись, — попросил старший милиционер. — Я на вокзале не первый год и вижу — что-то тут нечисто. Такие девочки кур не воруют…
Я мотнула головой, выражая свой протест. А младший милиционер задумался и сказал смущенно:
— Вообще-то да, Петр Алексеевич. Дело в том, что тетка… ну, гражданка, у которой курица, сперва мне говорила, что ее, курицу то есть, мальчик украл. Худой и черный…
— А ты этого мальчика видел?
— В том-то и дело, что нет. Мы только вошли в зал — и тут эта, — Алеша указал на меня пальцем, — прямо навстречу. «Вот, — говорит, — ваша курица. Я ее украла».
— Так и сказала? — Старший милиционер взглянул на меня с интересом.
— Да, прямо так и сказала, — подтвердил Алеша.
— Стра-анно, — протянул старший милиционер.
А Алеша сел к столу, подтянул к себе тетрадь и строго взглянул на меня:
— Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?
Я отвечала честно, потому что здесь врать было бессмысленно. Все равно узнают. Потом Алеша звонил куда-то по телефону и просил проверить, действительно ли я проживаю по тому адресу, который назвала. Петр Алексеевич все это время молчал и рассматривал меня. Не так чтобы прямо, но заметно было, что рассматривает. Сначала я думала о том, что интересного он во мне нашел, а потом решила, что это у всех милиционеров привычка такая.
Когда Алеша закончил, Петр Алексеевич повернулся прямо ко мне и сказал:
— Ну, а теперь расскажи честно: откуда к тебе попала эта курица? Я знаю, что ты ее не крала. Скажи, кто и зачем тебе ее передал? Обещаю тебе, что этому мальчику ничего не будет. Подумай о том, что он-то действительно украл ее оттого, что был голоден… Подумай о том, что это не дело, чтобы кто-то у нас, тем более дети, был голодным. Расскажи все, и мы постараемся все наладить…
— Я ее украла, — упрямо повторила я. Мне очень хотелось рассказать все Петру Алексеевичу, но без согласия Васьки я не могла этого сделать. А вдруг он и правда сумел бы все уладить? Хотя что улаживать-то? Ведь я сама толком ничего не знаю…
— Да какие они голодные, Петр Алексеевич! — с досадой сказал Алеша. |