Как же она теперь живет на свете? Неужели не вспоминает? Жека болен. В гнилом сарае ему лучше, чем в детдоме, «в инкубаторе», как говорит Васька. Почему? И что же это за детдом такой? А сам Васька? Откуда он взялся? От него тоже отказались родители? Но он уже большой. Все время жил в детдоме, а теперь сбежал?.. Как все странно… И я ничего этого не знала. А другие знают? А если знают, то почему ничего не делают? Как сказал тот милиционер: «Тебе одной не справиться… Даже нам, взрослым…» Даже нам — что? Милиционер, наверное, знает. Тот, который старше. Пойти к нему? Васька мне этого не простит — он милиционеров ненавидит, это видно. Тогда куда? Кто знает, что делать? И почему же я ничего не знала? Жила совсем рядом и не знала? Потому что еще маленькая? Но ведь Жека еще меньше… Кто знает? Может быть — все и это я одна такая глупая? Как узнать? Выдавать Ваську нельзя. Надо осторожно. Но как?
Уже засыпая, я подумала, что если не расскажу кому-нибудь обо всем, то просто лопну от напряжения. И что здорово было бы рассказать Ленке Макаренко. Может быть, она даже стала бы со мной дружить. Но тут же я подумала, что это нехорошо, потому что тогда получится, как будто я за Васькину тайну покупаю Ленкину дружбу.
* * *
На следующий день и Васька, и Жека были на месте. Васька смотрел на меня так же настороженно и мрачно, как в самые первые дни. Как будто бы ждал от меня какой-нибудь пакости. Жека, как всегда, тихо обрадовался моему приходу. Я дала ему пирожок с изюмом (я их покупала в школьной столовой и раньше, но теперь не съедала, а оставляла для Жеки), он поблагодарил и как-то незаметно исчез, задвинулся в какую-то щель, выжидая, как всегда, когда я поговорю с Васькой и выберу время, чтобы поиграть с ним. Играть Жека почти не умел. Я принесла ему свои старые игры и потихоньку обучала его. Он понимал с трудом, а если понимал, то предпочитал играть сам с собой. Если играл со мной или с Васькой, то страшно боялся проиграть. Мы с Васькой поддавались ему, но он все равно иногда проигрывал и тогда забивался в какой-нибудь угол и долго и безутешно плакал. Я объясняла Жеке, что проиграть в какую-нибудь игру вроде «Шофер 1 класса» или «Найди золотой ключик» вовсе не страшно и не обидно, он молча выслушивал меня, но проигрыша по-прежнему панически боялся.
— Васька! — сказала я. — Я целую ночь не спала и все думала, думала, думала…
— Индюк тоже думал! — отрезал Васька и сплюнул сквозь щель в передних зубах. Наверное, в знак презрения к моим мыслительным способностям.
— Но я так ничего и не придумала, — честно объявила я.
— Угу, — удовлетворенно отозвался Васька. По-видимому, ничего другого он и не ожидал.
Мне очень хотелось выяснить кое-что про самого Ваську, но я сначала боялась его разозлить. Но потом подумала, что если он собирается, то все равно разозлится, как бы я ни старалась. Так что бояться, в общем-то, нечего.
— Васька! — решительно спросила я. — А ты сам-то кто? Ты… У тебя чего, тоже родителей нет?
Произнести слово «сирота», которое вертелось у меня на языке, я не решилась. Почему-то я была уверена, что если скажу его, то тут уж Васька разойдется обязательно.
— Чего ж нет? Есть, — хмуро, но довольно мирно ответил Васька. — Полный комплект.
— Чего комплект? — не поняла я.
— Как чего? Родителев, ясно дело.
— А где ж они?
— Папаша пятый год зону топчет… Ну, а мамаша… черт ее знает, где она сейчас… Может, жива, а может, сдохла уже…
— Васька! — с упреком воскликнула я. — Разве ж так про мать можно!
Я не хотела упрекать Ваську, потому что уже поняла, как многого я не знаю. |