Лапин толкнул ладонью дверь и, увидев, что хозяин на месте, протащил Надежду внутрь каморки, с трудом вмещавшей в себя письменный стол, два стула и потертое велюровое кресло.

Гуляев таращился на них ничуть не меньше, чем давеча наладчики и сборщицы. Он приподнял зад от стула, собираясь как-то по-особому поздороваться с высоким начальством, но Лапин не дал ему это сделать. Лапин прорычал:

— Ты все это затеял? Ты! Тогда давай говори, что мне с этой твоей… гениальной и шикарной дальше делать. Не понимаешь? Ах, он не понимает, надо же!.. — и Лапин с театральным изумлением обернулся в сторону Надежды Михайловны, призывая и ее тоже поизумляться такому тупому непониманию, а потом вновь взглянул на ошалелого Василия.

— Она же мне все жилы вымотала за эти две недели, веришь?

Василий посмотрел с любопытством на Надежду, та встретила его взгляд и улыбнулась. Улыбка получилась неуверенной и робкой, совсем не такой, как обычно, ничего победительного или хотя бы задорного в ней сейчас не было. Однако Лапин заметил, что они переглянулись, и это вызвало новый приступ его буйства.

— Переглядываетесь?! Клоуна из меня сделали?! Переглядываются они!..

Васька споро полез в нижний ящик своего письменного стола, зашуршал чем-то и извлек почти целую бутылку перцовки.

— У меня из закуски только вода из чайника. Позвонить мужикам, чтобы чего-нибудь подогнали?

— Да иди ты со своей закуской!.. — продолжал бушевать Лапин.

Василий кивнул головой, быстро извлек из того же ящика две разнокалиберные чашки и несколько пластиковых стаканов и поспешно наполнил емкости алкоголем. Стакан взял себе, а кофейную чашку подвинул Надежде. Мужчины выпили. Надя отхлебнула и тут же метнулась в сторону чайника. Лапин утих. Гуляев спросил:

— Иван Викторович, а можно оформить ваш вопрос как-то более определенно? А то я что-то не совсем понял, чего вы от меня хотите.

— Я и сам не знаю, Вась. Да брось ты с Викторовичем. Зови, как обычно. Она вон все равно увольняется, рассказать никому не успеет. Я ее сам под белы ручки через проходную проведу и распоряжусь, чтобы ни под каким видом больше сюда не пускали.

Надежда молчала, отвернув голову в стену. Василий тоже молчал, а потом спросил все же:

— А от нее-то чего ты хочешь?

— Вась, вот ты спроси ее, зачем она увольняется? Нет, вот возьми и спроси?

— А зачем вы мне деньги в лицо кинули? — с жалобной обидой в голосе выкрикнула Надежда. — А перед этим про девок каких-то рассказывали, про фотомоделей!

— Да про фотомоделей ты сама мне прогнала, не помнит уже, а на меня валит! Не нужны мне твои девки!

— Тихо, тихо, друзья, — засуетился Василий, наливая еще перцовочки,

— вот выпейте и успокойтесь.

Лапин выпил. Надежда сунув нос в чашку, понюхала и пить не стала.

— Понимаешь, Вась, у нее аллергия на шерсть.

— Ну, — не стал спорить Вася.

— А у меня Колян. Я ее поэтому даже на чай пригласить не смогу. И что мне теперь прикажете, Коляна на улицу гнать? А она увольняется!

— То есть ты о чем, Вань? — никак не догонял Гуляев.

— А я о том, что… — Лапин замолчал. Сидел ссутулившись. Посмотрел на Василия, тяжко выдохнул и произнес:

— Тянет меня к ней, Вась, со страшной силой тянет. Думал, хоть на работе время от времени ее видеть буду. Я ее, вообще-то, каждый день видеть хочу. Вот ты прикинь, что она меня вынудила сказать, а? Ну начал бы я за ней ухаживать, а что потом? К ней в дом напрашиваться? Не по-мужски это, как ты считаешь? Снимать номер в гостинице? Это свою женщину не уважать. Да и глупо, у меня же есть квартира, в которой кроме меня никто не живет.