Им тоже не верили. И некоторых именно за эти сведения отзывали на родину и расстреливали. За то, что сеяли вредные слухи и вводили в заблуждение правительство.

Но война началась, вопреки неверию вождя.

Александр сам попросился на фронт. Его никто не удерживал, не отговаривал. Послали заместителем командира дивизии по воспитательной части. И Пряхин вскоре уехал на передовую.

Первые недели, месяцы войны запомнились человеку по-особому.

Гибли люди от руки врага. Не меньше их полегло от рук чекистов, сформированных в заградотряды. Им был дан свой приказ — предотвратить отступление передовых частей любой ценой. Расстреливать на месте каждого труса, покинувшего свое расположение и ударившегося в бегство от врага.

И стреляли… Приказ выполняли в точности. Хотя и самим приходилось отступать, откатываться вглубь, оставлять свои позиции.

Заградотряды не принимали участия в сраженьях, не убили ни одного врага. Они и здесь представляли власть. Их ненавидели на войне все, кому хоть раз довелось столкнуться с ними лицом к лицу. Каких только прозвищ, обидных кличек ни получали они от солдат. С ними никто не делился теплом и хлебом, махоркой и глотком водки перед смертельной атакой. Их называли мародерами, трупными мухами, вороньем. Их презирали все фронтовики от солдат до генералов.

Пряхин тоже не общался с ними и благодарил судьбу, что не попал в эти войска.

Трудно было на передовой. Но на то она и передовая, что первой брала на себя всю тяжесть ударов врага. Своею жизнью и смертью заслоняла она тылы, свою страну, дом, семью…

Пряхин хорошо владел оружием, а потому наравне со всеми участвовал в боях. А в короткие передышки читал бойцам газеты, приходившие из тыла. Из них он узнавал, как идут бои в других направлениях.

Иногда он получал из дома короткие письма от жены.

В одном из них она написала, что родила второго сына. Что уже писала об этом мужу, спрашивала, как назвать, но ответа так и не получила. И нарекла по имени расстрелянного отца.

Пряхин вглядывался в фотографию семьи. Она дошла к нему в письме. И человек никогда не расставался с нею. Нет, его ни разу не отзывали с фронта, словно забыли о нем. А ведь когда-то говорили, да и он считал, что без него отделу не обойтись. Но… ошибался…

Здесь, на фронте, он был награжден медалью «За отвагу», орденом «Боевого Красного Знамени».

Он научился спать в сырых окопах, скорчившись, свернувшись в комок, не бояться обстрелов, бомбежек. У него прошла боязнь смерти. Он стал фаталистом и верил в судьбу.

Но и она дала трещину. И в конце сорок третьего чуть не уложила Пряхина навсегда в окопе. Он выскочил первым — в атаку. А тут снаряд… Взорвался почти рядом. Сашку отбросило в окоп уже без сознания.

Батальону пришлось отступить, уступить немцам свои позиции ненадолго.

Все вплоть до комбата считали Пряхина погибшим и сообщили в тыл о его смерти.

Они не видели, как взрывная волна отбросила его в окоп. Они увидели воронку, на том месте, где был Пряхин.

Елена получила похоронку через неделю. Залилась слезами.

Как жить? Как вырастить детей?

Но тут ее мать забрала малышей к себе, а Лена пошла работать медсестрой в госпиталь.

Она и в страшном сне не могла бы увидеть того, что случилось с ее мужем.

Пряхина нашли немцы. Его прямо из окопа доставили на допрос. Кто он — об этом говорить не стоило. В нагрудном кармане был найден партбилет…

Не добившись от Пряхина ничего, отправили в Дахау — концлагерь для военнопленных, с припиской — не уничтожать. Возможен выгодный обмен в любом исходе войны.

Два года он пробыл в Дахау. Едва выжил. Чудом дождался освобождения. Сам не мог выйти из камеры.