Диктор в обычной свободной, несколько экспансивной манере сообщил последние вести из Литвы. В столицу этой советской республики были введены специальные подразделения КГБ и Советской Армии. Противостояние у парламента достигло своего пика, появились первые убитые и раненые. Диктор пообещал подробнее информировать своих радиослушателей через два часа. И он раздраженно отключился.
Шел январь девяносто первого года. На трассе, ведущей к центру Торонто, было довольно свободно, в это дневное время здесь не бывало тех характерных пробок, которые возникали к концу рабочего дня. Он посмотрел в зеркало заднего обзора. Кажется, никого нет. Впрочем, появлению нежелательных преследователей он уже не удивлялся. За столько лет, проведенных в Америке и Канаде, он привык и к их присутствию, и к их отсутствию.
Он прилетел сюда еще в середине семидесятых, когда мир содрогался в тисках «холодной войны», а сама Америка переживала шок после Вьетнама и Уотергейта. Отставка Никсона особенно больно ударила по престижу американцев, сделав их посмешищем всего мира. Неудачная война во Вьетнаме, пятьдесят с лишним тысяч погибших и сотни тысяч раненых и искалеченных парней дорого обошлись Америке. Самым страшным был «вьетнамский синдром», — возникшее после фактического поражения сверхдержавы ощущение пустоты и растерянности у одних и гнева и разочарования у других за унижение, которому подверглась их страна.
Фактически Уотергейт стал высшей точкой этого унижения и был закономерным итогом бурных шестидесятых и первой половины семидесятых. Выстрелы в Далласе и убийство президента Кеннеди, смерть Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, вьетнамское поражение, уотергейтский позор Ричарда Никсона и, наконец, покушение на Джеральда Форда заставили американцев всерьез задуматься — куда идет их страна?
Именно в это время в США появляется молодой турецкий коммерсант Кемаль Аслан. Его дядя Юсеф Аббас — один из наиболее крупных предпринимателей-эмигрантов, сумевший закрепиться на юге страны и стать главой крупной нефтяной компании. Удачливый бизнесмен не имел детей и передал все своему племяннику. А племянник не только сохранил миллионы своего дяди, но и сумел основательно закрепиться в Америке и прибавить к уже полученным по наследству деньгам собственные миллионы долларов. По осторожным оценкам экспертов ЦРУ, состояние Кемаля Аслана оценивалось в сто пятьдесят миллионов долларов, и это без учета ряда предприятий, где Кемаль Аслан не владел контрольным пакетом акций, но сохранял за собой достаточно большие возможности и имел право решающего голоса.
Сейчас, направляясь к центру крупнейшего города Канады, он вспоминал, когда в последний раз обнаружил ведущееся за ним наблюдение. Кажется, это было во вторник. Он тогда выезжал за город. Кажется, контрразведчики везде мыслят одинаковыми категориями. Хорошо еще, что они не мешают ему в самом Торонто, иначе его жизнь превратилась бы в настоящий ад. Хотя наверняка они незаметно ведут его и в самом городе, но делают это достаточно квалифицированно и осторожно. Он проехал мимо расположенного в центре города Центрального парка Королевы и с Университетской авеню свернул на Куин-стрит, где находился известный своим комфортом и роскошью знаменитый «Шератон-отель». Именно в этом отеле всегда останавливался Питер Льюис, его юрисконсульт, прилетавший из Нью-Йорка. Оставив автомобиль на стоянке, Кемаль поспешил в бар, где уже восседал добродушный и рыхлый Питер Льюис.
Юрист не любил крепкие напитки, предпочитая заказывать пиво. Увидев Кемаля, он даже не встал, только поднял свою короткую полную руку.
— Как дела, мистер Льюис? — спросил, подходя ближе, Кемаль.
— Могли быть и лучше, — вздохнул Питер, — но, слава Богу, не так плохи.
— Последнее соглашение по калифорнийскому заказу должно было несколько улучшить наше положение, — заметил Кемаль. |