— Ну, сегодня же пятница, так что можешь расслабиться. Выпей ромашкового чаю, который я привозила.

Энни ненавидела ромашковый чай.

— Ты же знаешь, я его не люблю.

— Зато он полезный.

Энни слышала эти слова так много раз, что они уже не оказывали на нее никакого воздействия:

— Думаю, сегодня мне хотелось бы чего-нибудь вредного. — Да и на уме у нее был далеко не травяной чай. — Очень-очень вредного.

— Ангелика, честное слово! — Кимберли сердито выдохнула. — Забудь о чае. Вообще-то я звоню предупредить, чтобы на завтрашний ужин ты оделась понаряднее.

Ужин? Сердце Энни ухнуло в пятки, когда она поняла, что совсем забыла о семейном мероприятии.

— Мама, ты обещала, что…

— Он милый молодой профессор из Лондона. Приехал на год.

— И молодой — это…

— Ему всего сорок три, солнышко.

Энни было двадцать восемь.

— О. — Она потерла лоб. — Дело в том, что…

— Никаких возражений. Мы с отцом хотим, чтобы ты хорошо устроилась. Нас же не будет рядом вечно, чтобы заботиться о тебе.

— Я могу сама о себе позаботиться. — Энни почувствовала, как ее кулаки сжались, и заставила себя расслабиться. Злиться не было никакого проку: этот разговор повторялся, сколько она себя помнила. — Я уже не ребенок.

— Ты же не можешь провести остаток жизни в одиночестве. — Несмотря на строгий тон, в голосе матери слышалось отчаяние. Кимберли в самом деле переживала из-за того, что дочь одинока. Ей никогда не приходило в голову поинтересоваться, не выбрала ли Энни такую жизнь сознательно. — Профессор Марксон — замечательный человек. Лучше него тебе никого не сыскать.

Энни ощутила укол застарелой обиды. Фактически мать хотела этим сказать, что других кандидатов на роль мужа у Энни все равно не имелось. Для Кимберли она оставалась хрупкой покалеченной девочкой, а таких большинство мужчин обходят стороной.

— А Каро приедет?

— Конечно же нет. — В голосе матери прорезалось раздражение. — Мы же хотим, чтобы профессор ухаживал именно за тобой. Как бы я ни любила твою кузину, но она всегда перетягивает внимание на себя, даже теперь, когда вышла замуж.

В висках Энни застучало сильнее — на подобных унизительных смотринах только присутствие Каро и позволяло сохранять здравый смысл.

— Понятно.

— Жду тебя к семи.

— Я могу немного опоздать.

— Работа?

— Нет. — И как же объяснить матери? — У меня… эээ… экскурсия по Йосемити. — Хотя дом Энни находился совсем близко от национального парка, родители-то жили под Сан-Франциско, а значит, на дорогу к ним уйдет не меньше часа, и то придется гнать.

— Энни, в самом деле! Ты же прекрасно знала, что мы планируем ужин!

— Я уже говорила: не хочу, чтобы мне устраивали свидания. — Особенно учитывая, что Энни не собиралась выходить замуж или заводить серьезные отношения. Вообще. А уж когда мужчины ожидают увидеть кого-нибудь вроде Каро, а им подсовывают Энни… — Я приеду, как только смогу, но ничего не обещаю.

Сделав еще пару замечаний, мать повесила трубку.

По-прежнему держа телефон в руке, Энни потерла лоб и прошла из спальни в ванную. После этого разговора ей явно не помешает расслабляющая ванна с щедрой порцией морской соли. Раздевшись, она уселась на краешек ванны и, пока та наполнялась, принялась массировать напряженную ногу.

«Все еще болит?»

Простой вопрос, без жалости или укола.