— Все будет хорошо, — шепчет отец маме и мне. Если бы я приняла красную таблетку, может быть, я бы ему и поверила.

На нашей улице, перед домом Макхэмов стоит аэромобиль. Определенно, в последние несколько недель наш городок пользуется слишком большим вниманием властей.

Эми выскакивает из двери своего дома.

— Ты слышала? — спрашивает она возбужденно. — Чиновники собирают вещи Макхэмов. Патрика переводят на работу в Центральное правительство. Это такая честь! А ведь он из нашего городка! — Она хмурится. — Плохо, что они не дали нам попрощаться с Каем. Я буду скучать по нему.

— Я знаю, — отвечаю, и сердце мое болит, и я опять стою под своим камнем, с трудом удерживая тяжелый груз того, что я единственная, кто знает, что произошло на самом деле сегодня утром. Кроме нескольких чиновников. Но даже им неизвестно все, что знаю я. Только два человека действительно знают, что произошло и что я не приняла красную таблетку. Я. И моя чиновница.

— Мне надо идти, — говорю я Эми и снова начинаю двигаться к остановке аэропоезда. Я не оглядываюсь на дом Макхэмов. Патрик и Аида тоже ушли навсегда. Получат ли они статус «Отклонение» или просто тихо уйдут в отставку далеко отсюда? Пришлось ли им тоже принять красные таблетки? Осматривают ли они новое место жительства, удивляясь, куда пропал их второй сын? Я должна попытаться найти их тоже, для Кая, но прежде я должна найти Кая. Мне приходит в голову только одно место, где можно поискать какую-то информацию о том, куда они его послали.

Еду в Сити-Холл с опущенной головой. Слишком много мест, на которые я просто не в состоянии смотреть. На скамейку в поезде, где он обычно сидел. На пол в салоне, где стояли его ноги, такие сильные, что он легко и естественно сохранял равновесие, ни за что не держась. Не могу заставить себя смотреть в окно, зная, что могу наткнуться взглядом на холм, на вершине которого еще только вчера стояли мы с Каем.

Вместе. Когда поезд останавливается, чтобы впустить людей, и ветер врывается внутрь, я думаю, не влетят ли в поезд вместе с ветром полоски красной ткани, которые мы с Каем оставили вчера на холме. Сигнальные флажки нового в нашей жизни, но не о таких переменах мы мечтали.

Наконец я слышу голос, который объявляет место моего назначения.

Сити-Холл.

Здесь я ничего не добьюсь. Я осознаю это в ту же минуту, когда во второй раз в жизни касаюсь ступнями лестницы Сити-Холла. Сейчас это уже не то место открытых дверей и мерцающих огней, которое приветствовало меня, приглашало поймать проблеск моего будущего. При дневном свете это место с вооруженной охраной, место, где совершаются дела, где прошлое и настоящее надежно заперты внутри. Меня не впустят туда, а даже если впустят, ничего мне не скажут.

Они даже могут ничего не знать. Ведь и чиновники принимают красные таблетки.

Я поворачиваю назад, смотрю через улицу, и сердце мое начинает трепетать. Конечно. Почему я раньше не подумала о нем? Музей.

Музей — низкое, длинное, белое и слепое здание. Даже окна сделаны из непрозрачного, матового белого стекла, чтобы охранять заключенные в нем артефакты от наружного света. Сити-Холл, стоящий напротив, сияет высокими, прозрачными окнами. Сити-Холл видит все. Однако у Музея с его плотно закрытыми глазами, может быть, что-то есть для меня. Надежда ускоряет мои шаги, когда я пересекаю улицу, и дает силу открыть непомерно огромную белую дверь.

— Добро пожаловать, — встречает меня куратор, сидящий за круглым белым столиком. — Могу я помочь вам найти что-нибудь?

— Я просто гуляю, — говорю я, стараясь выглядеть беззаботной. — У меня сегодня есть свободное время.

— И вы пришли сюда, — говорит куратор, удивленный и польщенный. — Прекрасно. Наверное, вам лучше пройти на второй этаж.