— Кто-то вошел? — спрашивает в холле чиновник Брэма.

— Моя сестра, — отвечает Брэм. Его голос звучит испуганно.

— Куда она пошла?

Снова поворот. Я плохо закрыла медальон. Уголок бумажки торчит снаружи.

— Она в своей комнате. Переодевается. Приехала вся в грязи после восхождения. — Теперь голос Брэма звучит тверже. Он покрывает меня, даже не зная, что я что-то прячу. И у него хорошо получается.

Слышу шаги в холле, снова открываю медальон и засовываю уголок бумажки внутрь.

Поворачиваю створки медальона; раздается приглушенный щелчок. Наконец-то. Одной рукой я расстегиваю платье, другой — кладу медальон обратно на полку. В следующий момент дверь открывается, я оборачиваюсь и восклицаю с удивлением и негодованием:

— Я переодеваюсь!

Чиновник видит пятна грязи на моей одежде и кивает:

— Пожалуйста, когда переоденетесь, выйдите в холл. И побыстрее!

Влажными от волнения руками я бросаю грязную одежду в контейнер для стирки, надеваю другую, которая не имеет ни малейшего запаха поэзии, и покидаю комнату.

— Папа никогда не отдаст им образец дедушкиных тканей, — шепчет мне Брэм, когда я возвращаюсь в холл, — потому что он потерял его. Поэтому они здесь. — На мгновение любопытство пересиливает в нем страх. — Почему тебе именно сейчас понадобилось переодеваться? Ты была не такой уж грязной.

— Я была грязной, — шепчу я в ответ. — Ш-ш-ш. Слушай.

Слышу шепот из комнаты родителей. Затем мамин голос повышается. Не могу поверить в то, что сказал мне Брэм. Отец потерял дедушкин образец?

Печаль оттесняет страх в моей душе. Это плохо, очень плохо, что он совершил такую громадную ошибку. Но не только потому, что она причиняет боль ему и всем нам. Ведь это значит, что теперь дедушка ушел навсегда. Они не смогут вернуть его без этого образца.

Вдруг я начинаю надеяться, что чиновники все-таки найдут этот образец в нашем доме.

— Подожди здесь, — говорю я Брэму и иду на кухню. Чиновник биомедицинской службы стоит перед использованным контейнером и водит по нему прибором в разных направлениях. Потом делает шаг в сторону и повторяет эти же движения в другом месте кухни. Я читаю слова, выгравированные на ручке: «Прибор биологического обнаружения».

Я вздыхаю с облегчением. Ну, конечно. Прибор может считать код, который выгравирован на пробирке с образцом дедушкиной ткани. Другие вещи в доме их не интересуют. Они не найдут листок со стихами, потому что они ищут не его. И, может быть, все-таки найдут образец.

Как мог папа потерять такую важную вещь? Как он мог потерять собственного отца?

Несмотря на мое приказание, Брэм идет за мной в кухню. Он дотрагивается до моей руки, и мы возвращаемся в холл.

— Мама спорит с ними, — говорит он, указывая на комнату родителей. Я сжимаю его руку. Им незачем обыскивать отца, у них имеются приборы, которые указывают, где искать. Но мне кажется, они хотят показать: мой отец должен бережно относиться к вещам большой важности.

— Они и маму обыскивают? — спрашиваю я Брэма. Неужели нам всем придется подвергнуться такому же унижению?

— Не думаю, — отвечает Брэм. — Она сама захотела быть вместе с папой.

Дверь спальни открывается, и мы с Брэмом отпрыгиваем в сторону, чтобы дать дорогу чиновникам. В своих белоснежных халатах они кажутся выше ростом. Один из них, решив, что мы напуганы, ободряет нас улыбкой. Но она не помогает, потому что не может вернуть нам образец, а отцу — чувство собственного достоинства. Урон нанесен.

Отец идет за чиновником, бледный и несчастный, В отличие от него, мама раскраснелась и выглядит рассерженной. Вслед за отцом она идет в переднюю, а мы с Брэмом стоим в дверях и ждем, что будет.

Они не нашли образец. Мое сердце падает.