— Я же только дразню его, мама. — Знаю, она не может долго на меня сердиться. И уж конечно не в вечер моего Обручения, который напомнил ей о том, как быстро я стала взрослой.

— Пойдемте в дом, — говорит отец, — скоро комендантский час. Мы можем обсудить все это завтра.

— А торт там подавали? — спрашивает Брэм, пока отец открывает входную дверь.

Я не двигаюсь с места, и все смотрят на меня в ожидании. Но мне не хочется идти в дом. Когда я войду, будет ясно, что сегодняшний вечер закончился, а я этого не хочу. Не хочу снимать платье и снова облачаться в будничную одежду, не хочу возвращаться к обычной жизни, которая хоть и приятна, но не похожа на сегодняшний праздник.

— Я скоро приду. Через несколько минут.

— Только не стой здесь долго, — мягко просит отец. Он не хочет, чтобы я нарушила комендантский час. Ведь не папа ввел это правило, ему подчиняется весь город, и я это понимаю.

— Не буду, — обещаю я.

Сажусь на ступени крыльца осторожно, чтобы не испортить взятого напрокат платья. Любуюсь складками красивого шелка. Платье не принадлежит мне, но сегодняшним вечером, в котором смешались свет и тьма, знакомое и неизведанное, — оно мое. Я вглядываюсь в уже наступившую весеннюю ночь и обращаю лицо к звездам.

Я недолго сижу на крыльце, потому что завтра суббота и будет много дел. Рано утром я должна явиться, как всегда по субботам, на работу в сортировочный центр. А вечером у нас будет свободное время, единственные в неделе часы, которые мы можем провести с друзьями вне школы.

И Ксандер будет там.

Возвратившись в свою комнату, я высыпаю таблетки из медальона, пересчитываю их — синяя, зеленая, красная — и кладу в маленький металлический цилиндр, на их обычное место.

Я знаю назначение синей и зеленой таблеток, но не знаю никого, кому было бы известно назначение красной. Об этом годами ходят слухи.

Прыгаю в постель и гоню от себя мысли о красной таблетке. Впервые в жизни мне разрешено мечтать о Ксандере.

ГЛАВА 3

Мне всегда было интересно, как выглядят мои сны на бумаге, обращенные в цифры. Кто-то там знает, но не я. Отклеиваю от себя датчики для записи снов, стараясь при этом не повредить кожу за ушами. Кожа там нежная, и отклеивать диски больно, особенно если к ним прилипли два-три волоска. Довольная, что моя очередь закончилась, складываю все оборудование в коробку. Теперь очередь Брэма записывать сны.

Не знаю почему, но в эту ночь Ксандер мне не снился.

Тем не менее, я проспала и, если не поспешу, могу опоздать на работу. Вхожу в кухню, несу вчерашнее платье и вижу маму, которая уже поставила на стол контейнеры с завтраком. Серо-коричневая овсянка. Само собой. Мы едим для здоровья и для выполнения долга, а не для удовольствия. Другое дело, в праздники. Всю последнюю неделю количество съеденных нами калорий было строго ограничено, зато вчера на банкете мы могли есть все, что было на столе, без всяких последствий.

Брэм еще в пижаме. При моем появлении он насмешливо усмехается.

— Так, — произносит он, запихивая в рот последнюю ложку овсянки, — проспала, потому что всю ночь видела во сне Ксандера?

Не хочу, чтобы он догадался, насколько близок к истине. Потому что, хоть я и не видела Ксандера во сне, мне этого очень хотелось.

— Нет, — отвечаю я. — А ты что, намерен опять опоздать в школу? — В возрасте Брэма дети еще учатся, а не работают по субботам. Если он не поторопится, то опять опоздает. Надеюсь, его не накажут.

— Брэм, — говорит мама, — пожалуйста, иди и поскорее оденься. — Она вздохнет с облегчением, когда он перейдет из начальной школы в среднюю, где занятия начинаются на полчаса позже.

Когда Брэм наконец неохотно, волоча ноги, выходит из комнаты, мама дотрагивается до моего платья:

— Ты была такой красивой в нем вчера вечером.