|
Райский вздохнул. – А ты спрашиваешь, принял ли бы я ее! Боже мой! Как принял бы – и как любил бы – она бы узнала это теперь… – добавил он. У него опять закапали слезы. – Знаешь что, Леонтий, я к тебе с просьбой от Татьяны Марковны! – сказал Райский. Леонтий ходил взад и вперед, пошатываясь, шлепая туфлями, с всклокоченной головой, и не слушал его. – Бабушка просит тебя переехать к нам, – продолжал Райский, – ты здесь один пропадешь с тоски. Козлов услыхал и понял, но в ответ только махнул рукой. – Спасибо ей, она святая женщина! Что я буду таким уродом носить свое горе по чужим углам!.. – Это не чужой угол, Леонтий, мы с тобой братья. Наше родство сильнее родства криви… – Да, да, виноват, горе одолело меня! – ложась в постель, говорил Козлов, и взяв за руку Райского: – прости за эгоизм. После… после… я сам притащусь, попрошусь посмотреть за твоей библиотекой… когда уж надежды не будет… – А у тебя есть надежда? А что? – вдруг шепотом спросил Козлов, быстро садясь на постели и подвигая лицо к Райскому, – ты думаешь, что нет надежды?.. Райский молчал, не желая ни лишать его этой соломинки, ни манить его ею напрасно. – Я, право, не знаю, Леонтий, что сказать. Я так мало следил за твоей женою, давно не видал… не знаю хорошо ее характера. – Да, ты не хотел немного заняться ею… Я знаю, ты дал бы ей хороший урок… Может быть,этого бы и не было… Он вздохнул глубоко. – Нет, ты знаешь ее, – прибавил он, – ты мне намекал на француза, да я не понял тогда… мне в голову не приходило… – Он замолчал. – А если он бросит ее? – почти с радостью вдруг сказал он немного погодя, и в глазах у него на минуту мелькнул какой-то луч. – Может быть, она вспомнит… может быть… – Может быть… – нерешительно сказал Райский. – Постой… что это?.. Кто-то будто едет сюда… – заговорил Леонтий, привставая и глядя в окно. Потом опустился и повесил голову. Мимо окон проехала телега, где мужик, в чувашской рубашке, с красными обшивками, стоя махал вожжой. – Я все жду… все думаю, не опомнится ли! – мечтал он, – и ночью пробовал вставать, да этот разбойник Марк, точно железной ручищей, повалит меня и велит лежать. «Не воротится, говорит, лежи смирно!» Боюсь я этого Марка. Он вопросительно поглядывал на Райского. – А ты как думаешь! – шептал он, – ты лучше знаешь женщин – что он смыслит! Есть надежда… или… – Если и есть, то во всяком случае не теперь, – сказал Райский, – разве после когда-нибудь… Козлов глубоко вздохнул, медленно улегся на постели и положил руки с локтями себе на голову. – Завтра я перевезу тебя к нам, – сказал ему Райский, – а теперь прощай! Ужо к ночи я или приду сам, или пришлю кого-нибудь побыть с тобой. Леонтий не смотрел и не слыхал, что Райский говорил и как он вышел. Райский воротился домой, отдал отчет бабушке о Леонтье, сказавши, что опасности нет, но что никакое утешение теперь не поможет. Оба они решили послать на ночь Якова смотреть за Козловым, причем бабушка отправила целый ужин, чаю, рому, вина – и бог знает чего еще. – Зачем это? он ничего не ест, бабушка, – сказал Райский. – А как тот… опять придет? – Кто тот? – Ну, кто – Маркушка: я чаю, есть хочет. Ведь ты говоришь, что застал его там… – Ах, бабушка! я сейчас поеду и скажу Марку… – Сохрани тебя господи! – удержала она его, – на смех поднимет… – Нет – поклонится. |
