Теперь я буду работать над фантастическим романом, действие которого происходит в двухтысячном году — не в таком-то далеком будущем... К этому времени уже, конечно, наступит на земном шаре коммунизм. Тем, кому это не нравится, можно отвести какую-нибудь часть света, хотя бы Австралию. Пусть там делают себе какой хотят строй.
Марфенька нашла, что целая Австралия — это слишком много, хватит им и острова Пасхи. Поспорив, решили отвести им архипелаг, чтобы не роптали.
Техника будет невообразимо высокой —сплошная автоматика, телемеханика и кибернетика. Между прочим, человек будущего не будет придавать технике такого значения, какое придаем мы в середине XX века. Меня больше интересует, каким тогда будет человек.
Пусть распределение станет по потребности, а труд по способностям, пусть исчезнут деньги, пьянство, войны, тюрьмы, пусть общественный строй будет называться коммунистическим, но если в этом высокоорганизованном обществе еще будут существовать эгоизм, трусость, равнодушие, беспринципность и порожденное ими властолюбие, я не назову это общество коммунистическим. Никогда! Да и не один честный человек не назовет. Вот я и хочу показать, какими станут люди при настоящем коммунистическом обществе.
Марфенька подумала и говорит:
— Есть очень противные мальчишки, маленькие, а уже подлые.— Она привела несколько случаев из школьной жизни.— Ты думаешь, они исправятся за сорок лет?
— Конечно,— сказал я,— непременно. Самые безнадежные могут ехать на архипелаг. На выборные должности будут выдвигаться самые скромные, благородные, самоотверженные и добрые. А всяких честолюбцев, жадных до благ и власти, не будут никуда выбирать. Пусть себе остаются на самых низших должностях.
— Разве при коммунизме будут «низшие» должности?— усомнилась Марфенька.— Черную работу будут делать роботы.
— Правильно. Вот мы и поставим бюрократа властвовать над роботами, но не над живыми людьми.
— А тема твоего фантастического романа?
— Решение проблемы Каспия. Исполняется мечта Филиппа Мальшета: человек сам регулирует уровень Каспия.
Марфенька так расстроилась, что даже побледнела.
— Неужели ты думаешь, что раньше двухтысячного года...
— По-моему, нет.
— Ты хоть не говори этого Мальшету!
— Что я, одурел? Конечно, не скажу.
— И Лизе не надо говорить.
Мы долго обсуждали, какими будут люди двухтысячного года. И какие тогда могут быть конфликты.
Когда я уходил, Марфенька пошла меня проводить. Мы всегда провожали друг друга, хотя жили в одном доме. Мы подолгу ходили у моря: весьма полезно перед сном.
— А на какую планету у тебя летят? — поинтересовалась Марфенька.
— Ни на какую.
Марфенька с недоумением покачала головой и взяла меня под руку.
— Во всех произведениях о будущем всегда летят в космос.
Мы шли под руку по берегу, ветер трепал на Марфеньке платье и волосы. Рука у нее нежная, крепкая и горячая. Темь была кромешная, мы шли, как слепые. Было удивительно хорошо!
— Яша...— начала Марфенька. Лицо ее чуть белелось в темноте.— Яша, ты никогда не целовал женщине руку?
Я долго вспоминал — оказывается, нет.,Лизу я обычно целую в щеку. Учительниц совсем не целовал.
— Ты это считаешь унизительным? — спросила Марфенька.
— Нисколько!
Я понял, что ей хочется, чтоб я поцеловал ей руку. Я поцеловал обе, сначала одну, потом другую, как средневековый рыцарь своей даме.
— Ты все-таки очень странный! — вздохнула Марфенька, и мы пошли домой.
Глава четвертая
АКАДЕМИК ОЛЕНЕВ
В конце августа приехал академик Оленев, его сопровождал, «как адъютант» (по выражению Яши), лаборант Глеб Павлович Львов. |