|
Он улыбнулся: - За это вам спасибо. Я считал, что моя жена нужнее там, а федерал был более чем уверен, что это человек. - Он глянул на Эдуарда, снова на меня. - Если правду сказать, миз Блейк, что-то в этом всем меня пугает. А я не из тех, кого легко напугать. - Вы боитесь за свою жену, - сказала я. Он посмотрел на меня так, будто взгляд его светлых глаз проникал под череп. - А вы бы не боялись? Я осторожно тронула его за руку. - Доверьтесь своему инстинкту, доктор. Если вы чуете, что дело плохо, отошлите ее. Он отодвинулся от моего прикосновения, улыбнулся, бросил бумажное полотенце в мусорный бак. - Это было бы с моей стороны чертовски суеверно. - У вас есть чувство, предостерегающее, что не надо впутывать вашу жену. Доверьтесь своему чутью. Не старайтесь быть разумным. Если вы любите свою жену, то прислушайтесь к сердцу, а не голове. Он дважды кивнул, потом сказал: - Я подумаю о том, что вы сказали. А сейчас мне действительно пора. Я протянула руку, он ее принял. - Спасибо вам за потраченное время, доктор. - Был рад служить, миз Блейк. - Он повернулся к Эдуарду и кивнул: - Всего хорошего, мистер Форрестер. Эдуард кивнул в ответ, и мы остались в тишине комнаты отдыха. - Прислушайтесь к сердцу, а не голове. Чертовски романтический совет, когда он исходит от тебя. - Оставь, - сказала я, берясь за ручку двери. - А как бы выглядела твоя личная жизнь, если бы ты последовала собственному совету? Я открыла дверь и вышла в прохладный белый коридор, не ответив. Глава 9 Предложение Маркса сопроводить меня к месту преступления, кажется, испарилось при его вспышке. Меня повез Эдуард. Мы ехали почти в полном молчании. Эдуард никогда не обременял себя светской беседой, а у меня на это просто не было сил. Если бы я придумала что-то полезное, я бы это сказала. А пока молчание меня устраивало. Эдуард предложил, чтобы мы поехали на последнее место преступления, а потом мы встретим двух остальных его помощников в Санта-Фе. Он мне ничего о них не сказал, а я не стала настаивать. Губа у него продолжала пухнуть, потому что он был слишком мачо, чтобы приложить к ней лед. Я так поняла, что, кроме этой распухшей губы, Эдуард по отношению ко мне никакой больше слабины сегодня не проявит. Я его попросила всеми доступными мне средствами, кроме применения оружия, чтобы он прекратил это дурацкое состязание, и ничего уже не могло это изменить, и я меньше всего. Кроме того, у меня все еще колоколом гудела в голове тишина, будто все отзывалось эхом и ничего не было по-настоящему надежно. Это было потрясение. Выжившие, если можно их так назвать, потрясли меня до корней волос. Я видала ужасы, но таких - никогда. И мне надо выйти из этого состояния до первой перестрелки, но, честно говоря, если бы кто-то прямо сейчас попытался в меня стрелять, я бы заколебалась. Ничто не казалось важным и даже реальным. - Я знаю, почему ты этого боишься, - сказала я. Он зыркнул на меня поверх черных очков и снова переключился на дорогу, будто не слышал. Любой другой попросил бы меня объяснить или хотя бы подал реплику. Эдуард просто вел машину. - Ты не боишься ничего, что просто сулит смерть. Ты давно решил, что не доживешь до зрелой старости. - Мы, - поправил он меня. - Мы давно решили, что не доживем до зрелой старости. Я открыла рот, чтобы возразить, и остановилась. Подумала пару секунд. Мне двадцать шесть лет, и если следующие четыре года будут похожи на предыдущие, тридцати мне не видать. Никогда я это так длинно не формулировала, но старость не очень-то сильно меня тревожила. Я, честно говоря, не рассчитывала до нее добраться. |
