|
- Боже мой, они действительно тебе дороги. Я обмякла и откинулась на спинку сиденья. Меня не так поразило бы, если бы у него вдруг выросла вторая голова. В этом ничего необычного не было бы. - Иисус, Мария и Иосиф, Эдуард! Они тебе дороги, все они. Он отвернулся. Эдуард, холодный стальной убийца, отвернулся. Он не мог или не хотел встретиться со мной взглядом. Включив передачу, он тронул машину с места, и я вынуждена была пристегнуть ремень. Я дала ему молча выехать со стоянки, но когда мы затормозили у знака, пережидая поток машин по Ломос, я почувствовала, что должна что-то сказать. - И что ты собираешься делать? - Не знаю, - ответил он. - Я не люблю Донну. - Но? Он медленно выехал на главную улицу. - Донна - это кошмар. Она верит в любую ересь "нью эйдж". Голова у нее варит в смысле бизнеса, но она готова поверить кому угодно. Там, где драка, от нее толку нет. Ты ее сегодня видела. - Он полностью сосредоточился на дороге, так вцепился в руль, что костяшки пальцев побелели. - Бекки такая же, как она, - доверчивая, милая, но... жестче, я бы сказал. Дети оба пожестче Донны. - Поневоле, - сказала я, не сумев скрыть в голосе неодобрения. - Знаю, знаю. Я знаю Донну, знаю о ней все. Выслушал все подробности, от колыбели до наших дней. - И тебе это было скучно слушать? - Кое-что, - осторожно ответил он. - Но не все. - Нет, не все. - Так ты хочешь сказать, что ты любишь Донну? - вынуждена была я спросить. - Нет, этого я сказать не хочу. Я так всматривалась в его лицо, что даже если бы мы ехали по обратной стороне луны, я бы этого не заметила. В эту секунду только лицо Эдуарда, только голос его что-то значили. - А что ты хочешь сказать? - Я хочу сказать, что если слишком долго играть роль, то можно в нее влипнуть, и она становится более реальной, чем было задумано. Я увидела в его лице нечто такое, чего никогда раньше не замечала: страдание, неуверенность. - Ты хочешь сказать, что собираешься жениться на Донне? Стать мужем и отцом? Родительские собрания, дворик девять ярдов и так далее? - Нет, этого я тоже не говорю. Ты знаешь, что я не могу на ней жениться. Я не смогу жить с женой и двумя детьми и двадцать четыре часа в сутки скрывать, кто я такой. Не настолько я хороший актер. - Так что же ты все-таки хочешь сказать? - Хочу сказать... хочу сказать, что где-то, очень глубоко в душе, мне хотелось бы суметь пойти на такое. Я разинула рот и вылупилась на Эдуарда. Эдуард, один из лучших, если не лучший из наемных убийц всех времен и народов, хотел бы не просто иметь семью, а именно эту вот семью. Когда я наконец как-то собралась с мыслями, я спросила: - И что ты собираешься делать? - Не знаю. Ничего толком не приходило мне в голову, так что я прибегла к юмору, моему щиту и последнему спасению. - Только не говори мне, что у них собака и белый штакетник. Он улыбнулся: - Штакетника нет, но есть собака. Даже две. - А что за собаки? Он снова улыбнулся и повернулся ко мне, чтобы видеть мою реакцию. - Мальтийские болонки. А зовут их Винни и Пух. - Блин, Эдуард, ты шутишь! - Донна хочет, чтобы собаки были на фотографиях помолвки. Я таращилась на Эдуарда, и мое изумление явно было ему приятно. Он засмеялся. - Я рад, что ты приехала, Анита, потому что никому во всем мире я не смог бы в этом признаться. - А ты понимаешь, что твоя личная жизнь теперь стала сложнее, чем моя? - спросила я. |
