В талии он был перехвачен ржавой железной цепью, декорированной огромными зубами.
Рыжеволосая, с красивыми ногами, она, возможно, была совсем недурна собой, но, чтобы это выяснить, с нее нужно было бы сначала снять пару килограммов грима.
Бауэрс опять посмотрел на часы.
— Осталась одна минута, — сказал он.
— А в гробу есть кто-нибудь? — поинтересовался я. — Может, там как раз та блондинка, что стащили у Чарли, а?
— Да это просто макет, — нетерпеливо ответил он. — Пожалуйста, тихо, лейтенант!
Внезапно в студии воцарилась мертвая тишина. Бруно занял свое место за скамьей. Брунгильда встала рядом с ним. Операторы подкатили камеры.
По экрану монитора поплыли титры «Пасынка Франкенштейна», сопровождаемые странной, колдовской музыкой. Титры исчезли, и на экране появились новые слова: «Представляет ваш хозяин, Бруно».
Музыка стала еще более странной, и возникли очередные слова: «…и его ассистентка Брунгильда».
Первый кадр крупным планом — голова и плечи Бруно. Широко улыбнувшись с экрана, он коснулся указательным пальцем багровой полосы на горле и доверительно прошелестел:
— Когда в следующий раз кто-нибудь крикнет: «Режь!» — я уж воспользуюсь безопасным лезвием. — Он наклонился вперед, неподвижный левый глаз прямо-таки сверлил зрителей. — О, не будем чуждаться друг друга, — взмолился он. — Помните, всего только один шаг — и я уже в вашей комнате!..
Да, для любителей острых ощущений он был вовсе не плох. Во всяком случае, работал честно, старался вовсю. Брунгильда, по-видимому, служила лишь дополнением к декорациям. Два или три раза он указал на гроб:
— Наше маленькое чудовище!
Очевидно, гроб служил обиталищем еще одному монстру. К такому выводу я пришел и, как убедился позже, не ошибся.
— Он — наш собственный, — доверительно сообщил Бруно аудитории. — Маленький шедевр, и мы его очень любим. Нам немного не повезло, мы слегка напутали в формуле — но в общем-то это не важно. Он такой милый… — С этими словами он повернулся к Брунгильде и с отеческой улыбкой добавил: — Подними крышку, дорогая, пусть наши друзья тоже его увидят. В конце концов, раз мы не можем спать, то пешему они должны спать спокойно?
— Да, любимый, — счастливым голосом ответила Брунгильда. Она повернулась было к гробу, но замерла в нерешительности.
— Не следует заставлять наших друзей ждать, — шелестел Бруно.
— Дорогой, — проговорила Брунгильда, все еще колеблясь, — может быть, мне все же прихватить топор — на случай, если он не спит?
— Это исключено, — успокоил ее Бруно. — Я сегодня вкатил ему такую дозу токсина, что он непременно должен спать, как вампир при свете белого дня!
— О, ты такой умница, Бруно! — восторженно воскликнула она. — Ты всегда обо всем позаботишься!
— Ну, — скромно возразил он, — пока что я не научился заставлять оборотней служить нам… но дай мне только срок.
Брунгильда наклонилась над гробом и изогнулась так, чтобы оказаться в кадре, при этом продемонстрировав всем присутствовавшим две нижние округлости.
Камера остановилась, фиксируя кадр на ее руках, которые откидывали крышку гроба. Крышка с глухим стуком ударилась об пол, и перед зрителями предстало неожиданное зрелище.
В гробу покоился мужчина лет тридцати, самой заурядной внешности, чуть полноватый, с довольно приятными чертами лица. Он лежал словно манекен на рекламном стенде фирмы, торгующей матрацами. |