Подобный ответ в устах женщины, которая, нимало не смущаясь, выставляла свою наготу на всеобщее обозрение, немало его удивил и озадачил. С тех пор как Бенавенте написал свои шедевры, ее обнаженная фигура красовалась на бесчисленных репродукциях, календарях, поздравительных открытках… Собственно, именно она принесла художнику и славу, и немалые деньги.

Только это, одно-единственное полотно, обладало над Анхелой загадочной властью. Или, может быть, дело в том, что картину приобрел он? Молодая женщина наотрез отказалась обсуждать с ним эту тему и пришла бы в ужас, узнай, что Клайв перекупил «Женщину перед зеркалом» у своей матери.

В самом деле, что за ирония судьбы! «Вкладывая деньги в Ренана Бенавенте, ты не прогадаешь, — говаривала бывало миссис Риджмонт. — Он обладает редким талантом увидеть и запечатлеть самую суть, душу своей натуры. Посмотри на эту несчастную: она медленно умирает, умирает внутри роскошной, раззолоченной внешней оболочки. Я не могу не горевать вместе с ней. Я не могу не сочувствовать художнику: ведь он со всей очевидностью любит душу, в ней заключенную!»

Слово «умирает» звучало до крайности зловеще. Сам Клайв предпочитал — «опустошенна». Ведь так приятно осознавать, что наедине с ним Анхела опустошенной никогда не выглядит!

Однако миссис Риджмонт восхищалась женщиной на картине, пока не узнала, что Анхела переселилась к ее сыну. С тех самых пор гордая аристократка видела в ней особу, готовую бесстыдно выставлять себя напоказ перед жадной до сенсации толпой. Бедный мальчик просто-таки одержим и картиной, и натурщицей; и мысль эта причиняла матери Клайва немалую боль. Тем более что «временное помешательство» грозило затянуться надолго. Надо думать, его решение возглавить именно испанский филиал корпорации Риджмонтов, принятое год назад, имеет самое прямое отношение к коварной соблазнительнице.

Клайв тяжело вздохнул. Да уж, те чувства, что будит в нем Анхела, обладают редкой долговечностью. Женщина неодолимо влечет его, а картина завораживает…

А теперь и Бенавенте недвусмысленно дал понять, что существует еще одна картина, во всем подобная этой. Что бы это значило? Неужели Бенавенте предпринял очередную попытку сублимировать свою любовь-манию к Анхеле посредством кисти и красок? И новая картина расскажет миру что-то такое, о чем Клайв предпочитает не знать?

Господь свидетель, ему совершенно не хочется выяснять истину… а придется. Клайв отдал бы все на свете, чтобы отказаться от приглашения на частный просмотр, да только ничего не выйдет.

Он и помыслить не в силах о том, чтобы потерять Анхелу… Тогда откуда же это зловещее предчувствие, что разлуки не избежать? Либо сам он совершит какую-нибудь непоправимую глупость, либо вмешаются внешние силы — в лице Бенавенте, или матери, или больного отца.

Виски разом утратило вкус и крепость. А картина — свое обаяние. Клайву требовалась живая женщина. Та самая, которую он только что обидел ни за что ни про что, самоутверждаясь за счет ее гордости.

Надо думать, Анхела уже в постели — теплая, покорная, любящая. Улыбнувшись про себя, Клайв запер за собою дверь и, почти не пошатываясь, направился в спальню.

Свет в комнате не горел. У дальней стены смутным пятном белела кровать. Стараясь ступать как можно тише, Клайв вошел в ванную, по-быстрому принял душ и поспешил обратно в спальню.

Он надеялся застать Анхелу врасплох, разбудить ее поцелуями в интимные, известные лишь ему места. Разумеется, она будет дуться, но он с этим как-нибудь справится. Наверняка станет отбиваться. А ему придется слегка поунижаться, ведь она этого заслуживает… прежде чем познать величайшее из наслаждений, выпадающее на долю мужчине и женщине…

Клайв остановился как вкопанный.