— Ты играешь не по правилам!

— Благодарю, — отозвался Клайв, словно услышав самый лестный из комплиментов, и припал к ее губам с исступленным, жадным поцелуем.

То, что последовало за поцелуем, в полной мере подтвердило: их отношения и впрямь редкий, бесценный дар, от которого просто так не отказываются. Тело Клайва напряглось от возбуждения, а ее, напротив, обмякло, сделалось воплощением покорной уступчивости.

Анхела прекрасна. Он ее обожает, обожает безоглядно. Ни одна другая женщина не будила в нем чувств настолько глубоких. Клайв осыпал поцелуями каждый кусочек ее нежной, точно лепестки цветка, кожи, пока наконец она, беспомощно вздохнув, не вступила в игру. Жаркие губы состязались с ласковыми, чуткими пальцами. К тому времени, когда Клайв овладел ею, она всецело принадлежала ему. Он следил, как она приближается к апофеозу блаженства, как устремилась в сверкающую бесконечность. Стиснув зубы, напрягая бедра, Клайв длил ее полет, сколько достало сил. И лишь когда Анхела открыла глаза и потрясенно уставилась на него, Клайв вручил ей себя столь же самозабвенно и безоговорочно, как она только что отдавалась ему.

Отныне он больше не принадлежал себе.

Что за неизъяснимое блаженство заключало в себе это мгновение! Сколь отрадно позабыть обо всем, что ему предшествовало, и неспешно погружаться в мягкое облако сна, зная, что с этим бесценным даром — их любовью! — они ни за что не расстанутся.

Прижимаясь щекой к плечу Клайва, ощущая под ладонью ровное биение его сердца, Анхела чувствовала себя на вершине счастья.

Но у Клайва еще оставались вопросы. Сомнения покинули его отныне и навсегда, на смену им вновь пришла несокрушимая уверенность в себе. И на сей раз он не побоялся произнести слова, преследовавшие его весь вечер:

— Расскажи, что тебя связывает с Луисом Дорадо.

— Ты неисправим! — фыркнула она, резко садясь. Мир и гармония, достигнутые с таким трудом, снова оказались под угрозой.

— Я ненавижу тайны, — пояснил он. — А этого человека ты знаешь, любимая, что бы уж ты ни говорила!

Знает? С губ Анхелы сорвался короткий смешок. Так рассказать или оставить эту последнюю из тайн при себе? — размышляла она.

— Много лет назад моя мать была его любовницей, — начала молодая женщина, решив-таки утаить часть правды. — Луис Дорадо снял для нее квартирку в Мадриде, постоянно бывал у нее, водил в рестораны и в театры, знакомил с друзьями. На взгляд стороннего наблюдателя, Луис в ней души не чаял… вот только позабыл сообщить, что женат. Узнав об этом, мама с ним рассталась.

— И все это происходило у тебя на глазах? — тихо спросил Клайв. Проследить направление его мыслей было несложно. На чужих ошибках учатся…

— Я уже была у мамы, да, — чуть слышно ответила Анхела, нервно теребя бледно-голубое покрывало. И, неожиданно решившись, сказала: — Так что сам видишь, сегодня сеньор Дорадо и впрямь обознался.

— Что ж, стало быть, завтра мы первым делом исправим ошибку.

И до чего же самодовольно это прозвучало!

— Ты что, задумал дать объявление в газеты? Дескать, твоя любовница вовсе не «Женщина в зеркале». И ты всерьез считаешь, что тебе поверят?

— Мы можем попробовать.

— А зачем? — поинтересовалась она. — Кому от этого будет лучше? Тебе? Твоей матери? Мне? Ты что, не понимаешь? Кто именно позировал для картины, уже неважно. Во мне люди все равно будут видеть именно эту женщину — эту, и никакую другую! Я не в силах ничего изменить. Я похожа на мать как две капли воды и вполне могла бы оказаться на ее месте. Я такая же, как она, — во всем, если не считать имени.