Его убежденность в своем мужском превосходстве задела Адди за живое. Вздернув подбородок, она ответила:

– Я могу справиться не хуже отца. Да если уж на то пошло, то и не хуже тебя.

Вместе с Адди и ее детьми переехала и Мишель. Под управлением Адди дела и дома, и на ферме шли так же, как и при отце. Сидя в отцовском кабинете, она работала с утра до позднего вечера, частенько задерживалась и после того, как все слуги и работники укладывались спать. Когда же Адди, наконец, ложилась, бывало, что и после полуночи, то засыпала мгновенно, едва лишь голова касалась подушки. Спала крепко, не то что у Блэндингсов, где ей постоянно снились тревожные сны.

Однажды воскресным вечером в начале декабря, когда Адди доделывала кое-какие дела, в парадную дверь постучали. Слуги и дети давно уже спали. Запахнувшись поплотнее в пеньюар, она с некоторой опаской прошла в вестибюль.

Смахнув со лба локон, она чуть приотворила закрытую на цепочку дверь:

– Кто там?

– Уильям Уэнтворт. У вас все в порядке? Я увидел освещенные окна и решил проверить, все ли у вас в порядке.

– Как это заботливо с вашей стороны. Заходите на рюмочку хереса. Я работала, никак не могу уснуть. – Она сняла цепочку с крючка и впустила гостя.

– Надеюсь, я не помешаю вам? – Перешагнув порог, он окинул Адди восхищенным взглядом. – Как вам всегда удается быть такой красивой? Почти все женщины выглядят в подобных одеяниях и без причесок сущими ведьмами.

Адди вскинула брови:

– Похоже, вы видели много женщин в неподобающем виде. Он в смущении рассмеялся:

– Ну… не так уж много.

– Пойдем в кабинет, Уилл, – сказала Адди и пошла впереди, чувствуя, что он разглядывает ее сзади. Не раздевает ли он ее в своем воображении? Или это ей только чудится? Ее щеки вспыхнули; прежде чем она успела совладать с собой – какой стыд! – она уже сама мысленно раздевала Уильяма.

Когда Адди наливала херес, ее рука дрожала, и графинчик позвякивал о край бокала. Уильям рассмеялся:

– Похоже, вы наигрываете какую-то мелодию.

– Мне просто пришлось слишком много писать, – солгала она.

Помимо своей воли она все время оглядывала его с головы до ног. Уэнтворт был в белой рубашке с открытым воротом, в пятнах типографской краски. В краске были кончики пальцев и даже узкие темные брюки, пожалуй, слишком узкие – ткань плотно обтягивала его мужскую плоть.

«Какая же ты потаскуха, Аделаида Диринг – Мак-Дугал, – мысленно упрекала она себя. – И самое худшее, что ты с готовностью грешишь в мыслях, а не на деле…»

Уэнтворт неправильно истолковал ее пристальный взгляд:

– Я должен извиниться за испачканную одежду. Мне не следовало заходить в таком виде, но, как я уже сказал, я очень встревожился.

– Я очень рада, что вы зашли, Уилл. Что до вашей одежды, она меня не смущает – сразу видно, что вы упорно и плодотворно работали.

– Да, верно. Мы потрудились на славу. Готовили первое издание нашей газеты. Завтра утром ее будут продавать на улицах Сиднея. Ларри и Барт остались на всю ночь.

– «Австралиец», – в раздумчивости проговорила Адди. – Хорошее название.

Он улыбнулся:

– Оно отражает политическое направление газеты. Австралия – страна, достойная занять место наравне с другими свободными странами. Новый Южный Уэльс – отныне анахронизм.

– «Газетт» – бездарный листок, – презрительно обронила Адди. – Это всего лишь рупор губернатора. Она льстиво подхватывает все, что изрекает сэр Томас, разбавляя все это пустопорожними сообщениями.