|
Теперь он не спешил. Он, как гурман, смаковал ее растерянность, преданность, восхищение… Он блаженствовал, царил. Он делал все, чтобы она поняла наконец, какую удивительную душу унизила и отвергла. Теперь она должна была понять. Он рассказывал, какой Андрей замечательный человек. «Что греха таить, – говорил он, – Симагин куда больше, чем, например, я, заслужил семейное счастье. Я неприкаянный». Он видел, она ждет зова – и не звал. Словно бог, он кроил ее будущее; видел, как наяву, ее прозябание возле опостылевшего мужа, когда, заслышав звонок, она бросает недотепу за столом, у телевизора, в постели – и сверкающей кометой летит открывать…
Он пошел к ней назавтра. – Андрейка мне звонил, – сообщил он между прочим. – Беспокоится. Я ему сказал, Ася, что вы переехали. – Да, – ответила Ася. – Вот, телеграмму прислал, – она покопалась в бумагах на столе. – Слова. Люблю – у‑лю‑лю. – Суховато, конечно, – примирительно сказал Вербицкий, просмотрев текст. – Но ведь он очень занят. – Он всегда занят. – Асенька, – увещевающе произнес Вербицкий. – Он, конечно, человек довольно тяжелый, капризный… Но небесталанный, это оправдывает многое. И он вас любит. Это главное. Когда он показывал мне ваши фотографии – те, на озере, – он прямо сам не свой был от гордости, он хвастался вами, как ребенок! – Ребенок, – ненавидяще повторила Ася и вдруг вспыхнула. Растерянно глянула на Вербицкого. – Но ведь там… Вербицкий успокоительно положил ладонь ей на руку, и Ася вздрогнула. – Я смотрел как художник, – сказал он. – Вы замечательная, Асенька, вам него стесняться. – Свинья, – сказала Ася. – Какая свинья! – Ну, не надо. Вот – думал, вам приятно будет, а вы рассердились, – мягко улыбнулся Вербицкий. – Все‑все. Это меня не интересует. – Что не интересует? Она молчала, покусывая губу. Потом сказала ровно: – Он. Я ушла от него. Совсем. Вербицкий испугался. – Асенька, – облизнув губы, проговорил он еще более мягко. – Да что вы! Вы же так любите… – Нет, – ответила Ася, глядя ему в лицо влажными горячими глазами. – Уже нет. Да, наверное, и никогда не любила. Вербицкий опять нервно улыбнулся. Ему стало не по себе. Он совершенно не собирался отбивать эту женщину у Симагина. Он лишь хотел, чтобы она презирала Симагина! Не замуж ли она за меня собралась, в самом деле? Черт, да ведь она еще и беременная… – Асенька, опомнитесь. У вас же… Вы же ждете… – Нет, – снова сразу поняв, о чем он мямлит, ответила она. И вдруг улыбнулась ему нежно и безоглядно. – Уже нет. Ну и хватка у нее, с ужасом понял Вербицкий. Сладкое чувство обладания пропало. Опять что‑то сокрушительное происходило вне его ведома и разрешения, но – вот ведь подлость – как бы в его ответственности. Опять его насиловали. – Вы шутите… – произнес он чуть хрипло. – Этим очень трудно шутить, – ответила Ася все с той же безоглядной улыбкой. Вербицкий взмок. Даже на лбу проступили капли пота, он вытер их ладонью. – А Симагин? – тупо спросил он. Лицо Аси презрительно скорчилось. – Ася, вы жестоки! – от души сказал Вербицкий. – Андрей – прекрасный человек. Даже если любовь начала угасать – все равно, надо терпеливо и тактично… – Ну хоть вы не мучайте меня! – умоляюще произнесла Ася, прижимая руки к груди, словно в молитве. |
