В квартиру на одиннадцатом этаже, где мы когда-то так счастливо жили с папой, я не вернулась ни разу с той самой ночи. Элитное жилище со всей обстановкой продала быстро и выгодно, передав маклеру ключи, так и не переступив больше порога. Татьяниной квартирой занималась та же фирма. Сделки по продаже прошли с разницей в несколько дней.

Теперь мы живем на одной лестничной клетке, дверь к двери: купили себе просторные светлые квартиры далеко от прежнего дома, на одном из верхних этажей нового небоскреба. Нам обеим нравится высота. Татьяне не хватало денег на ремонт и обстановку, и она опять хотела покупать и делать все постепенно, но я и слышать ничего не желала. Оплатила все расходы, как подруга ни сопротивлялась. В результате новоселье мы отметили одновременно.

Татьяна так же работала у себя на комбинате, а вот я больше в институт не вернулась, диссертацию так и не дописала. Сочиняла роман и надеялась когда-нибудь сделать карьеру писателя. Средства на обеспеченную жизнь давала аренда купленного отцом земельного участка, половина которого принадлежала мне.

Мы с дядей Аликом ошиблись. Азалия – тоже. Она, похоже, так никогда и не узнала, что в день своей смерти папа успел оформить на меня дарственную. Переписал все, чем владел, на мое имя.

Причину смерти Азалии установила приехавшая «Скорая», которую вызвала Татьяна, придя в себя и приведя меня в чувство. У покойной определили инфаркт миокарда. Видимо, следствие пережитого горя от потери мужа: такое нередко бывает, что второй супруг умирает вскоре после первого, перешептывались соседи. Меня на погребении не было.

Разбитое окно никого особенно не удивило: я соврала, что мачехе стало душно, а задвижку на раме заело, вот я и разбила стекло, желая обеспечить приток воздуха. К счастью, выпавшая из окна ваза никого не зашибла.

О Жане мы с тех пор ничего не слышали. В тот вечер он вернулся с кладбища и застал в квартире врачей, полицию, меня и Татьяну. Она молча всучила ему пакет с вещами и выставила за дверь. Пожидаев не стал задавать лишних вопросов, повернулся и ушел. Татьяна однажды рассказала мне, что он уехал в Москву, за своей актерской звездой.

Кастрюлю, наполненную хлопьями зловонного пепла, мы закопали в соседнем парке.

Имущество Азалии перешло к самому близкому из ее многочисленных родственников, единственному сыну покойной сестры. По иронии судьбы двадцативосьмилетний Амир почти не знал своей выдающейся тетки, видел всего дважды в жизни. Был разведен, жил в Чистополе и работал врачом. Переехав в Казань, осуществил давнюю мечту: открыл медицинский центр.

Я в курсе всего этого, потому что теперь мы вместе владеем земельным участком и общаемся. Причем с возрастающим интересом и удовольствием. Боюсь загадывать наперед, но, думаю, вот-вот наши отношения выйдут за рамки дружеских.

Вроде бы все хорошо, даже лучше, чем можно было надеяться.

Но одно меня мучает, не давая спокойно жить дальше, перечеркивая все. Я никому не говорю об этом, но… Это повторяется все чаще. Интервалы становятся короче, и мне больше не удается уговорить себя не замечать, не обращать внимания.

Иногда по ночам я просыпаюсь от неясного тягучего ощущения. Встаю и босиком иду к окну, долго смотрю на море огней далеко внизу. Жду, пока меня покинет острая тоска по испытанному однажды чувству.

В тот краткий миг, когда я приблизилась к Азалии и заглянула в ее (пожалуй, не только ее) глаза, поймала ускользающий, гаснущий взгляд, мне показалось…

Нет, не показалось! Я ясно поняла, что означает обладать Властью. Могуществом.

Это ощущение, молнией пронзившее все мое тело, было ярким и сочным. Я узнала, насколько это сладостно – возвыситься над окружающими людишками, унылыми, постными, пресными человечками. Особенно – над мужчинами, которые готовы будут на что угодно, лишь бы я позволила им насладиться моим обществом.