Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Очень большая глубина
Как чудесно проснуться ранним летним утром в городе, где небо — как море, а море — как небо, и нет между ними даже зыбкой полоски горизонта, а есть лишь пространство — огромное, ровное, синее, как синие глаза девушки с плаката «Летайте самолетами Аэрофлота». Как чудесно проснуться ранним летним утром в городе, где солнце настойчиво пытается выдавить тонкий столбик ртути из термометра за окном, а над раскаленным асфальтом, обтекая редких прохожих, медленно плывет жара влажная, липкая и тягучая. Вадим просыпался легко и сразу, а потом долго лежал на узкой железной койке — рубль в сутки — и вспоминал оставленные неделю назад холодные институтские коридоры, лабораторию физики моря и неоконченную докторскую в правой тумбе стола. Воспоминания ускользали, дробились, потому что это была вчерашняя реальность, а сегодняшняя шумела за окном, властно маня не к тесному лабораторному аквариуму, а к просторному и глубокому, какой создал терпеливый бог в один из суматошных дней своего недельного аврала. И этот летний день начался точно так же, как и все предыдущие дни отпуска, похожие друг на друга, словно обеды в курортной столовке. Город стоял на месте, и солнце жарило не слабее, чем, скажем, неделю назад, и старый грек-мороженщик на улице, как обычно, заговорщицки подмигнул Вадиму: все, мол, в порядке, молодой человек. Но нет, не все было в порядке в то утро… Придя на пляж, Вадим удивился, что никто не купается, все курортники торчат на берегу. «Штормит, что ли?» — подумал он. Но флаг спасательной станции болтался на самой верхушке мачты, а на доске у входа на пляж в графе «волнение воды» не очень грамотной рукой было начертано мелом: «два бала». — Почему никто не купается? — спросил Вадим v загорелого спасателя с выцветшей красной повязкой на голой руке. — Медузы, — лениво пояснил тот. — Ну и что? — удивился Вадим. — Кому мешает десяток медуз? — Не десяток. — Спасатель был крайне лаконичен. — Много. — Миллионы? Спасатель не принял или не понял иронии: — Может, и миллионы. Разве сочтешь? Там все кишмя кишит этой гадостью. Да ты пойди, пойди, посмотри сам! То было очень странное зрелище: словно грибы выросли на синей поверхности моря. Их белые ровные шляпки тянулись до горизонта, а там — кто знал? может быть, и дальше к Турции, и через Босфор — в Средиземное море, и, казалось, по этим шляпкам можно было пройти «яко по суху», повторив божественный эксперимент в Генисарете. Вадим разделся на чьем-то лежаке и вошел в воду. — Напрасный труд, — сказал ему знакомый преферансист в полосатых плавках. — Здоровье дороже. — Жгутся? — спросил Вадим. — Током бьют. — Что ж это, скат или угорь? — усмехнулся Вадим. — А вы не смейтесь, — обиделся преферансист. — Я сам испытал: хотел схватить, а она как шарахнет! Двести двадцать вольт, не меньше. — Ну да, — протянул Вадим: он не верил преферансисту и в душе подсмеивался над ним. — Здесь везде сто двадцать семь, да еще к вечеру напряжение падает. Не страшно… — И он пошлепал по гальке, перемешанной с темно-серым песком, к белой пене прибоя. Грибы медуз начинались сразу от волнореза, десятиметровая полоска до берега была чистой. Вадим одолел ее пешком — глубина небольшая, еле-еле по грудь — и, вскарабкавшись на волнорез, уселся на корточки. И вот тут-то удивился по-настоящему: медузы не были медузами. |
