|
Человечество не помнит, когда преклонило оно колени перед царскою властию, потому что эта власть была не его установлением, но установлением божиим, не в известное и определенное время совершившимся, но от века в божественной мысли пребывшим. Поэтому царь есть наместник божий, а царская власть, замыкающая в себе все частные воли, есть прообразование единодержавия вечного и довременного разума. Достоинство монарха есть священство, и в таинстве помазания совершается непосредственная передача власти царю от бога, и «сердце царево в руце божией», и, как говорит Шекспиров Ричард II:
Елей с помазанного короля Не могут смыть все воды океана!.. Дыхание земных людей не может С избранного наместника творца Снять сан его!..
Вот почему, отдавая подданному приказание идти, монарх не оглядывается назад, чтобы удостовериться, исполняется ли его приказание; вот почему его слово – закон, мание руки его – повеление, взгляд очей – гроза или милость. Он творит, «как власть имеющий» [2 - Евангелие от Матвея, гл. VII, ст. 29.], и власть его не от него, но свыше. Вот почему, когда слепое своеволие воздвигает бури мятежа, он с бестрепетным, грозным челом является, один и безоружный, и в комнате Шакловитого[11 - Речь идет, вероятно, о событиях 1689 г., когда Софья Алексеевна и ее сторонник Ф. Л. Шакловитый пытались добиться венчания ее на царство.], и на площади, усыпанной мятежными толпами, которых и самый страх оружия и смерти был бессилен привести к повиновению, – является и, вместо увещаний и просьб, одним словом властительных уст, одним мановением державной руки повергает перед собою во прах сонмище губителей, оцепеневших от одного его появления: ибо он творит, «как власть имеющий»… Превосходно у Шекспира то место в «Ричарде II», где отложившийся от короля герцог Йоркский, увидев Ричарда, осажденного и почти побежденного без надежды на восстание, увидев его восходящим на стену замка, в гордом сознании его царственного величия, возмущается духом в сознании виновной совести и восклицает:
Смотрите! о, смотрите! сам король Ричард, Как негодующее солнце всходит, Багровое на огненном востока праге, Заметив, что завистливые облака Стремятся потемнить его сиянье И запятнать собою лучезарный путь К стране заката. Но он смотрит как король; Смотрите: очи как орла сверкают И в них могучее величество горит! О, боже! их ли горе потемнит!
Какая бесконечная глубина мысли заключена в этом невольном излиянии, в этой насильственной исповеди виновного вассала, так молниеносно и в таких немногих словах выраженной величайшим гением, которого всезрящему оку доступна была сущность мировой жизни, ее основные законы! И сколько глубины, и истины в этом обращении короля к вассалу:
Мы удивляемся: стоять так долго И ожидать, чтоб в страхе преклонились Твои колени, потому что мы себя Твоим законным королем считаем! И если так: как смеют твои члены Забыть пред нами подданного долг? Когда же не король я, – покажи Нас развенчавшую десницу бога! Мы знаем, что рука из крови и костей Не может захватить священный скиптр, Не святотатствуя и не воруя. |
