— Замечательная? Да это его лучшая песня. Она необыкновенна. Можете мне поверить — ее ждет небывалый успех.

— Нет, — сказала Ева. — Небывалый успех ее не ждет, потому что вы ее не издадите.

— Я не…

Мелио снял очки, нервно протер стекла уголком платка. Потом посмотрел на Еву почти со злобой.

— Дорогая мадам Фожер, я что-то не пойму…

— Полагаю, — прервала его Ева, — вы не намерены наживаться на смерти моего мужа?

— Наживаться? — воскликнул Мелио. — Наживаться? Да речь вовсе не о том, чтобы наживаться. Наоборот! Речь о том, чтобы послужить его памяти. Вот песня, в которую он вложил лучшую часть своей души. Я не вправе… Нет! Эта песня уже принадлежит публике.

— Советую вам подумать.

— Я уже подумал.

Ева пыталась сохранить хладнокровие, но на ее лице так явно читались презрение и ненависть, что Лепра, испугавшись взрыва, попытался прибегнуть к обходному маневру.

— Мсье Мелио, — заговорил он. — Знаете ли вы, кто прислал вам этот пакет?

— Нет, не знаю, — раздраженно откликнулся Мелио. — Вначале я думал, что это сама мадам Фожер. Но поскольку она не упомянула об этом в нашем недавнем разговоре… Впрочем, какое это имеет значение? Есть песня, это главное. Может, ее прислал Брюнстейн, может, кто-то из друзей Фожера…

Мелио сел за свой стол, скрестил руки и снова стал грозным коммерсантом, известным своей непреклонностью.

— Дорогая мадам Фожер, я был самым близким другом вашего мужа, и я по-прежнему его издатель. У меня есть контракт, по которому мне принадлежат права на все его произведения. В качестве издателя я могу распоряжаться этой песней. В качестве друга я должен это сделать. Поставьте себя на мое место… Забудем на мгновение о наших чувствах… Прошу вас, дайте мне закончить… Можете ли вы привести хоть один довод, хотя бы один-единственный, я разумею серьезный довод, против того, чтобы я выпустил в свет эту песню?.. Согласен, трагическая гибель Фожера будет содействовать ее успеху. Так уж устроена публика. Тут я ничего поделать не могу. Но я готов отказаться от своих прав, если вы полагаете, что я хочу извлечь прибыль из гибели вашего мужа… — Он подождал ответа, возражения, покачал головой. — Вообразим, что Фожер жив… — продолжал он. — Он посылает мне свою песню. Я ее публикую… вы первая исполнительница. Ну да… Что вы хотите, таково наше ремесло. Он сочиняет песни, я издаю, вы поете. Да вы же сами еще сегодня днем сказали мне, что намерены продолжать выступать, и вы правы.

— Я больше не буду петь, — объявила Ева.

Лепра почувствовал, что она приняла это решение с ходу, чтобы заставить Мелио ощутить свою вину. И решение она не изменит. Видимо, у Мелио возникло такое же чувство, потому что он примирительным жестом протянул к ней руки.

— Не отказывайте вашему мужу в этом последнем удовлетворении, — сказал он. — Я не прошу вас выступать с этой песней на сцене. Я прошу вас о более простой вещи: запишите ее на пластинку.

— Нет.

— Хорошо ли вы ее прочли? Неужели вы не заметили, насколько она соответствует вашему артистическому темпераменту? Ясно, что он написал ее для вас.

Мелио с неожиданным проворством подбежал к роялю и проиграл первые такты. Полуобернувшись к ним, он кивком подбородка указал на партитуру.

— Следите… Следите…

Они слушали с особенным вниманием, вспоминая слова, которые только что прочли, слыша их по мере того, как мелодия под пальцами Мелио обретала самые трогательные модуляции.