Гавриил Державин. Ода Екатерине II
Вдохни, о истина святая! Свои мне силы с высоты; Мне, глас мой к пенью напрягая, Споборницей да будешь ты! Тебе вослед идти я тщуся, Тобой одною украшуся. Я слабость духа признаваю, Чтоб лирным тоном мне греметь; Я Муз с Парнасса не сзываю, С тобой одной хочу я петь.
Велико дело и чудесно[1] В подоблачной стране звучать И в честь владетелям нелестно Гремящу лиру настроять; Но если пышные пареньи Одним искусством, в восхищеньи, Сердца, без истины, пленяют; To в веки будущих премен В подобны басни их вменяют, Что пел Гомер своих времен.
На что ж на горы горы ставить И вверх ступать как исполин? Я солнцу свет могу ль прибавить, Умножу ли хоть луч один? Твои, монархиня, доброты, Любовь, суд, милость и щедроты Без украшениев сияют! Поди ты прочь, витийский гром![2] А я, что Россы ощущают, Лишь то моим пою стихом.
Возвед своих я мыслей взоры Над верх полночныя страны, Какие, слышу, разговоры По селам, градам ведены![3] Тебе, о мать Екатерина, Плетется там похвал пучина; Усердны чувства то вспаляет И движет к оному язык! О коль, — толпа людей вещает, — В владевшей нами Бог велик!
Он дал нам то в императрице, Чем Петр премудр в законах слыл; Что купно видел свет в девице, Как век ея незлобив был: Шумящей славе не внимает, Что вместе с плачем прилетает; Но чем народна тихость боле, Свой тем единым красит трон, Во всем Творца согласна воле; Та зрит на пышность, как на сон.
Она подобна той пернатой, Что кровь свою из персей льет, Да тем, своих хоть дней с утратой, Птенцам довольство подает. Покой трудами нарушает, Страны далеки обтекает, Для пользы нашей потом льется? He для себя свой век живет: Да обще счастье вознесется, Да всяк блаженны дни ведет.
Пред мысленными очесами Предходит новый мне предмет; Народ сокрылся с похвалами, Ни сел, ни градов боле нет. Я духом в храмах освященных, Темисой[4] всем установленных, Какой тут слышу слух веселый! He злобой пишут винным рок! Ликуйте, росские пределы: На вас кровей не льется ток!
Стрелец, оружием снабженный, На сыне видя лютых змей, Любовью отчей побужденный Спасти его напасти сей, Поспешно лук свой напрягает, На сына стрелы обращает; Но чтоб кровям его не литься И жизнь безбедно сохранить, Искусно метит он и тщится На нем лишь змей одних убить.
Таков твой суд есть милосердый, Ты так к нам сердобольна, мать! Велишь, — но были б мы безвредны, — Пороки в нас ты истреблять. Для правды удовлетворенья, Для вящшей злости пресеченья, Грозишь закона нам стрелою; Но жизнь преступших ты блюдешь. Нас матерней казнишь рукою — И крови нашей ты не льешь.
Твою к нам милость, мать народа, Мне всю удобно ль исчислять? Произвела тебя природа, Чтоб всю вселенну удивлять! Чем дале век твой протекает, Тем боле смертных ущедряет. Младенцам жизни ты спасаешь, Законы старым пишешь ты, Науки в юных расширяешь, Селишь обширны пустоты.
О, коль пространно всюду поле Твоих, богиня, хвальных дел ! Вникаю тем, чем зрю их боле. He может мысль вместить в предел! Так мне уж можно ли стремиться И петь тебя достойно льститься, Коль Муз собор, Россиян клики Немолчно тщатся тя гласить; Но все твои дела велики И те не могут похвалить!
Тобой сколь род наш препрославлен И сколь тобой блажен наш век, Таков тебе алтарь поставлен В сердцах российских человек, Премудра наших дней богиня! Тишайша матерь, героиня! Ущедрь Господь твои так леты, Как ты безмерно щедришь нас; Исполнь всегда твои советы, Вонми мольбы смиренный глас!
Сие к тебе подданных чувство, Покой душам! любовь сердец! На что ж мне петь тогда искусство, Коль всяк тебе внутри певец? Усердных только всех желаний, He ложных, искренних плесканий Тебе свидетель сим нельстивный. Они восходят до небес И с славой вдруг твоей предивной Гремят хвалу твоих чудес.
1767
КОММЕНТАРИЙ Я. ГРОТА Эта первая по времени ода певца Фелицы оставалась до сих пор в рукописи (ср. Том I, стр. 150, где исчислены все предшествовавшие оде к Фелице стихотворения Державина в честь Екатерины). Как эта, так и другие ранние, доселе неизвестные оды Державина любопытны для истории развития его поэтического таланта, показывая нам, как он писал, когда еще не вышел на самостоятельный путь и подражал Ломоносову. Они выясняют нам собственное признание Державина, так записанное Остолоповым: «Всех сих произведений автор сам не одобрял потому, как выше сказано, что он хотел подражать Ломоносову, но чувствовал, что талант его не был внушаем одинаковым гением: он хотел парить, и не мог постоянно выдерживать красивым набором слов свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности, а для того в 1779 году избрал он совершенно особый путь» и проч. (Ключ к соч. Д., стр. 13).
В настоящей оде уже встречаются такие мысли, которые приняли другую форму или большее развитие в позднейших одах. Так напр. стихи 8-й и 10-й в 10-й строфе ср. с примеч. 28, 31 и 37 в Изображении Фелицы (Том I, стр. 286 и следд.). |
