Она вошла в магазин. Слепо огляделась, никого не нашла, заслужила подозрительный взгляд охранника.

Вышла.

Стрелки всех городских часов подползали к одиннадцати.

Катин телефон не отвечал.

Машина-фургон с логотипом на борту остановилась у подъезда многоэтажки. Встрепанный мужчина в клетчатой рубахе тут же стал носиться туда-сюда, довольный и возмущенный одновременно:

— Почему так поздно! Уже одиннадцать часов! Я вас ждал весь день!

— Ну, извините, — примирительно сказал рабочий. — Это не наша вина, нам поздно позвонили, поздно привезли…

— Это безобразие! Я не буду ждать до завтра!

— А не надо ждать, сейчас установим, чего там… Ключи от крыши есть?

Катя остановилась, глядя, как рабочие выгружают из фургона спутниковую тарелку в упаковке. Нет, она ни о чем не думала. Она просто смотрела; привычно вибрировал в кармане телефон.

— Есть, есть ключи от чердака!

— Давайте быстренько… Взяли, пошли!

Катя подняла глаза к небу. Высоко над ней вырисовывался на фоне сиреневого марева темный край крыши.

— Что теперь делать? — Ирина стояла, глядя на свой телефон. На шкале аккумулятора осталось последнее деление: еще немного, и трубка разрядится.

— Молиться, — сказал демон, и от звука его голоса у Ирины волосы поднялись дыбом. — Отходную читать. Я тебе еще утром сказал, что она покончит с собой! Я тебя заранее предупредил, дрянь! Что ты сделала, чтобы ее удержать?!

Под его напором Ирина ощетинилась — из последних сил:

— Что я сделала?! Да я весь день только и делала! Я только что не на руках ее носила! Она маленькая, что ли? Если греха не боится и никого ей не жалко, так пусть и прыгает!

Демон шагнул вперед — и вдруг навис над Ириной, безжалостный и страшный:

— А тебе кого-то жалко? Что ты знаешь о жизни и смерти, плесень? Что ты знаешь о самоубийцах? Когда ничего не привязывает к жизни, только боль, только и ждешь, чтобы это скорее закончилось?!

Ирина оступилась. Попятилась. Прижалась спиной к фонарному столбу; люди вокруг принимали ее за сумасшедшую.

— Ничто не привязывает, — пробормотала Ирина.

И вдруг с силой ударила себя по израненному лбу; демон тут был ни при чем.

Катя нерешительно поднялась на чужой чердак. Здесь было относительно чисто и просторно, пахло пылью и влагой, пахло ветром большого города. Рабочие делали свое дело, торопились, подсвечивая фонарями, и если и покосились на Катю, то сразу же о ней забыли.

Она выглядела, как приличная девушка. Как спокойная, уверенная в себе, обеспеченная, нормальная девушка, которой захотелось посмотреть, как справляются рабочие на крыше и правильно ли установлена тарелка…

Она отошла в тень. На крыше было таинственно, как в детстве, лесом стояли антенны, большие и малые. Рабочие торопились, матерились, водили лучами фонарей; Катя отошла, скрылась за кирпичной башенкой, растворилась — как будто никогда ее здесь и не было.

Пытаясь остановить машину, Ирина выскочила далеко на проезжую часть. Кто-то обругал ее, опустив стекло. Кто-то взвизгнул тормозами…

Наконец, остановились потрепанные «Жигули».

На часах у водителя была половина двенадцатого.

Катя никогда не боялась высоты. Сейчас это пришлось как нельзя кстати.

Она стояла почти на самом краю, любуясь городом. Любуясь острыми огнями, далекими и близкими. Цветными и белыми. Все происходило само собой; так и нужно. Так легко: сбросить боль, как ношу. Выключиться, как испорченный прибор. Ничего нет, ничего нет, пустота…

Ирина бежала через двор, задыхаясь, кашляя, держась за сердце.