Мне нравилось теснить её.
— Давай, — призвал я, когда её руки зависли над цыплёнком, — это не сложно, и я не буду включать телевизор.
На ее губах губах заиграла улыбка.
— Сейчас меня уже не так легко отвлечь.
Я нагнулся так, что мои губы были практически у её щеки.
— Готов поспорить, что тебя также легко отвлечь, как и в четырнадцать лет.
Серена уронила кусок курицы в чашу. Весь стол был в желтке, а ее щеки стали кроваво-красными.
— Ты сильно ошибаешься, — пробормотала она.
Я усмехнулся.
— Знаю.
Наблюдать за Сереной, старательно обмакивающей кусочки курицы в чашах, было даже в некоторой странной степени забавным занятием. Я раньше не готовил ни с кем вместе. Черт, я еще ни для кого никогда не готовил. Не то, чтобы я изначально готовил для Серены. Я был голоден, я много ем.
Пока я включил плиту и наблюдал за тем, как закипает масло, Серена болтала о своей маме, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на меня, будто проверяя степень моего раздражения.
Я был в порядке.
— Ты никогда не виделась со своим отцом? — спросил я.
Она потрясла головой, поднося тарелку с панированной курицей к плите.
— Неа. Донор спермы в отлучке. А ты? Я имею в виду, у твоего вида ведь есть родители?
— Мы не вылупляемся из яиц, Серена. Наше размножение происходит так же, как и у человека, и у Лаксена тоже. Но я не знаю своих родителей.
Её брови взмыли вверх, когда она взяла кусок курицы.
— Что ты имеешь в виду?
Я убрал её руку со сковородки. — Ты можешь обжечься.-
Затем взял курицу и положил на сковороду. Масло затрещало.
— Полагаю, что ты не можешь.
— Не так, как ты. — Я взял другой кусочек с тарелки, которую она держала. — Мои родители умерли, когда я был маленьким.
Её тихий вдох наполнил тишину, а затем, — Я…
— Не говори, что ты сожалеешь, Серена. Ты не убивала моих родителей. Тебе не за что извиняться. — Я взял последний кусок и шлёпнул его в масло, а потом забрал у неё тарелку. — Мои родители были убиты Лаксеном, также как и многие из моего рода. И не надо снова говорить, что тебе жаль.
Она закрыла рот.
— Что у тебя за "пунктик" с извинениями?
— Мне не нравится, когда люди извиняются за то, чего не делали.
— Это я поняла, но когда люди говорят "извини" — в ситуации когда кто-то потерял любимых, например, — они извиняются за то, что напомнили тебе о той боли, которую тебе пришлось пережить.
— Я в порядке, — сказал я, и Серена закатила глаза. — Мой руки, ты можешь подцепить сальмонеллу или ещё что-нибудь.
— Хорошо, папочка. — Она повернулась к раковине.
Мой взгляд упал на ее пухлый зад, и я поборол в себе желание подойти к ней сзади, схватить ее за бедра и…Те дебри, в которые забрели мои мысли, означали лишь то, что моя миссия невыполнима. Возможно мне просто следовало вычеркнуть ее из моей системы нахрен.
Звучит как план века.
Серена взглянула на меня через плечо. — Почему Лаксены убили твоих родителей?
И это уничтожило мой боевой настрой.
— Как я уже говорил, Лаксены — властолюбивые твари.
Она медленно обернулась, вцепившись в край стойки.
— Это мне ничего не объясняет.
Я сделал шаг вперёд, и её губы приоткрылись. Оу, как мне это нравится.
— Ты правда хочешь получить урок истории?
— Да.
А мне очень хотелось прикоснуться к ней. |