.
Все началось с кризиса социалистической идеологии, которую пришлось поспешно заменить патриотизмом, до сих пор повсеместно и высокомерно отвергавшимся советскими идеологами. Подчеркнуто русский патриотизм, который был призван достойно противостоять германскому национализму…»
Таких других было немало, о чем написал известный советский переводчик и знаток Центральной Азии Семен Липкин:
«Сталин первым понял, что его держава есть прежде всего наследница русской монархии. Надо осторожно, без излишней поспешности, восстановить ее природное русское начало. Задача была не из легких: подавляя, воскрешать… Сталин понял, что нужна идея национальная, то есть русская, державная. Он был прав. Но, как всегда, не умел ухватить взглядом всей сделки в целом. Он был узок, хотя и глазаст. Хорошо понимая мощную, заразительную силу немецкого национализма, он не принял в расчет то обстоятельство, что немцы составляли подавляющее большинство населения, а наше государство — многонациональное.
Между тем интеллигенция нерусских народов гораздо сильнее, острее испытывала боль национального угнетения, чем интеллигенция русская. В свои молодые и более зрелые годы я редко встречал русских интеллигентов, даже относившихся к режиму критически, которые страдали бы оттого, что попраны русское национальное сознание, Русская православная церковь. Встречал, но — повторяю — редко.
Но те интеллигенты Средней Азии, Татарии, Северного Кавказа, которые мне доверяли, болезненно реагировали на свое национальное неравенство, на гибель мусульманской культуры… Русская интеллигенция была отторгнута от народа, от его веры, в то время как интеллигенция народов мусульманских никогда не отделяла себя от религиозных убеждений народа, от его обрядов (даже коммунисты Средней Азии до сих пор, храня обычай, обрезают мальчиков), от его не столько социальных, сколько национальных чаяний. Мне известны антиклерикальные высказывания мусульманской интеллигенции, но я никогда не слыхал антирелигиозных.
И вот мусульмане и немусульмане воспрянули, заволновались. А чем хуже русских монастырей грузинские и армянские? А чем хуже русских князей и царей Бабур, поэт и завоеватель Индии, хромец Тимур, украсивший Самарканд поразительными медресе и мечетями, его внук Улугбек, всемирно знаменитый астроном, имам Дагестана Шамиль, возглавивший справедливую войну горцев? Стали появляться произведения, посвященные выдающимся деятелям прошлого…»
Но если разрешалось возвеличивать героев русской истории, то остальным это строжайше запрещалось. Иначе говоря, что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Партийные чиновники в Москве выискивали идеологические грехи в работах историков во всех союзных и автономных республиках. Это заложило основы будущих межнациональных проблем…
Выступление Сталина на параде было внимательно выслушано партийным аппаратом. Новые акценты — упор на русскую историю — услышаны. Музыковеды поразились: по радио исполнили симфонию Чайковского «1812 год», которая была под запретом четверть века, поскольку в ней звучит немыслимое — «Славься ты, славься, наш русский царь».
Писатель Сергей Петрович Бородин, получивший Сталинскую премию второй степени за исторический роман «Дмитрий Донской», подал заявление о приеме в партию. Как положено, вступающего вызвали на бюро Краснопресненского райкома столицы, в ведении которого находился Союз писателей.
Первый секретарь райкома Сергей Абрамович Ухолов поинтересовался, какие у писателя творческие планы. Бородин рассказал, что работает над новым историческим романом. Первый секретарь недолго думая посоветовал Сергею Петровичу не лезть в далекую историю, а рассказывать о героях современности — из родного Краснопресненского района столицы. Уловив недовольство первого секретаря, члены бюро стали задавать Бородину каверзные вопросы и завалили. |