Однако он стал есть ее так же медленно, внимчиво. Уж тут
хоть крыша гори -- спешить не надо. Не считая сна, лагерник живет для себя
только утром десять минут за завтраком, да за обедом пять, да пять за
ужином.
Баланда не менялась ото дня ко дню, зависело -- какой овощ на зиму
заготовят. В летошнем году заготовили одну соленую морковку -- так и прошла
баланда на чистой моркошке с сентября до июня. А нонче -- капуста черная.
Самое сытное время лагернику -- июнь: всякий овощ кончается и заменяют
крупой. Самое худое время -- июль: крапиву в котел секут.
Из рыбки мелкой попадались все больше кости, мясо с костей сварилось,
развалилось, только на голове и на хвосте держалось. На хрупкой сетке
рыбкиного скелета не оставив ни чешуйки, ни мясинки, Шухов еще мял зубами,
высасывал скелет -- и выплевывал на стол. В любой рыбе ел он все: хоть
жабры, хоть хвост, и глаза ел, когда они на месте попадались, а когда
вываривались и плавали в миске отдельно -- большие рыбьи глаза, -- не ел.
Над ним за то смеялись.
Сегодня Шухов сэкономил: в барак не зашедши, пайки не получил и теперь
ел без хлеба. Хлеб -- его потом отдельно нажать можно, еще сытей.
На второе была каша из магары. Она застыла в один слиток, Шухов ее
отламывал кусочками. Магара не то что холодная -- она и горячая ни вкуса, ни
сытости не оставляет: трава и трава, только желтая, под вид пшена. Придумали
давать ее вместо крупы, говорят -- от китайцев. В вареном весе триста грамм
тянет -- и лады: каша не каша, а идет за кашу.
Облизав ложку и засунув ее на прежнее место в валенок, Шухов надел
шапку и пошел в санчасть.
Было все так же темно в небе, с которого лагерные фонари согнали
звезды. И все так же широкими струями два прожектора резали лагерную зону.
Как этот лагерь, Особый, зачинали -- еще фронтовых ракет осветительных
больно много было у охраны, чуть погаснет свет -- сыпят ракетами над зоной,
белыми, зелеными, красными, война настоящая. Потом не стали ракет кидать.
Или до'роги обходятся?
Была все та же ночь, что и при подъеме, но опытному глазу по разным
мелким приметам легко было определить, что скоро ударят развод. Помощник
Хромого (дневальный по столовой Хромой от себя кормил и держал еще
помощника) пошел звать на завтрак инвалидный шестой барак, то есть не
выходящих за зону. В культурно-воспитательную часть поплелся старый художник
с бородкой -- за краской и кисточкой, номера писать. Опять же Татарин
широкими шагами, спеша, пересек линейку в сторону штабного барака. И вообще
снаружи народу поменело -- значит, все приткнулись и греются последние
сладкие минуты.
Шухов проворно спрятался от Татарина за угол барака: второй раз
попадешься -- опять пригребЈтся. Да и никогда зевать нельзя. |