— А Элин? — полюбопытствовала Годит.

— Кто знает! Но думаю, пока нет.

Годит уже слышала голос этого человека: сегодня утром у ворот он обращался к привратникам и служкам, но совсем другим тоном. Правда, тогда он исполнял свои обязанности, притом такие, что вряд ли могут доставить удовольствие и способны даже неплохого человека заставить вести себя заносчиво и грубо. Может быть, та деликатность, с которой он заботливо справлялся о самочувствии Элин, более свойственна его настоящей натуре.

— Я надеюсь, — говорил Курсель, — что вся эта сумятица не слишком вас утомила. Заверяю вас, больше никакого беспокойства не будет. Отдыхайте спокойно.

— Мне все это вовсе не досаждало, — отозвалась Элин ровным тоном, — мне не на что жаловаться. Со мной ваши воины вели себя сдержанно и учтиво. Но мне жаль тех несчастных, которые лишились своего добра. Неужели и в городе творится то же самое?

— Да, — ответил он с сожалением в голосе, — это будет продолжаться еще и завтра, но в аббатстве уже могут вздохнуть свободно. Здесь мы закончили.

— А вы нашли ее? Ту девушку, которую разыскивали по приказу короля?

— Нет, ее так и не нашли.

— А что бы вы сказали, — осторожно осведомилась Элин, — если бы узнали, что я этому только рада?

— Я бы сказал, что ничего другого от вас и не ожидал, и лишь утвердился в своем почтении к вам. Я знаю, что вы не способны пожелать ничего дурного любому существу, а уж тем паче невинной девушке... Я так много узнал о вас, Элин...

Последовала краткая пауза, а когда Курсель заговорил снова, голос его звучал так тихо, что Годит не могла разобрать ни слова. Да она и не хотела этого, ибо сам тон голоса был слишком настойчивым и интимным. Но через несколько мгновений она услышала нежный голосок Элин:

— Нет, и не просите, сегодня вечером я не смогу вас принять. Этот день был таким тяжелым для многих. Я и сама чувствую усталость, да и вы, конечно, тоже. Сегодня я собралась пораньше лечь спать, а поговорить об этом у нас еще будет время.

— Вы правы, — отозвался он тоном солдата, получившего приказ, — простите меня, я и впрямь выбрал не лучшее время. Большинство моих людей уже покинуло аббатство, я сейчас последую за ними и не буду вам мешать. Еще с четверть часа здесь будет немного шумно — пока отряды пройдут да подводы проедут — а там все уляжется.

Голоса удалились по направлению к двери. Годит услышала, как дверь открылась, донеслось еще несколько неразборчивых слов, и дверь закрылась снова. Послышался звук задвигаемой щеколды, и почти сразу же Элин постучала в дверь спальни.

— Открывай, не бойся, он ушел.

Элин стояла на пороге, раскрасневшаяся и нахмуренная скорее от смущения, чем от неудовольствия.

— Мне кажется, — проговорила она с улыбкой, которую был бы счастлив увидеть Курсель, — что, укрыв тебя, я не сделала ему ничего плохого. По-моему, у него даже легче на душе, что тебя не нашли. Во всяком случае, обыск окончен, и они уходят. Теперь нам осталось лишь дожидаться полной темноты и брата Кадфаэля.

— Если ты собрался ехать в Уэльс сегодня ночью, — заявил он, — нужно позаботиться о том, чтобы случайно открывшаяся рана не смогла вас задержать.

— Сегодня ночью? — живо переспросил Торольд. — Неужели сегодня ночью? Я и Годит, вместе?

— Вместе, вместе, — добродушно пробурчал Кадфаэль. — Думаю, что если вы еще тут задержитесь, мне этого не вынести. Это не значит, что вы двое мне надоели, но, понимаешь ли, я не буду знать покоя, пока вы не уберетесь подальше отсюда, в земли Овейна Гуинеддского.