Однако, следуя за ней к выходу из зала, куда потянулись уже и другие зрители, я обратил внимание, что ее походка как будто лишилась обычной легкости и беззаботности. Выйдя же в коридор, она вынула сигарету из пачки и щелкнула зажигалкой – ее огонек заметно дрожал.
– Что с вами, Гаэль? Вы чем‑то встревожены?
– Не без того. – Она даже не обратила внимания на совершенно не свойственную мне любезность, и ее карие глаза вдруг совсем потемнели. – Какое‑то дурное предчувствие… Дьявол! Почему выключили экраны? Они же всегда работают.
– Да какая разница, – благодушно ответил я, пожимая плечами.
Я ошибся – разница была. И притом немаленькая. Это стало очевидно уже в следующую секунду, когда из‑за ближайшего угла показался Уилкинс в сопровождении офицера корабельной охраны. На моем напарнике были только шорты и майка – наряд, в котором обычно по кораблю не щеголяли, – из чего нетрудно было заключить, что майора в спешном порядке выдернули из тренировочного зала, куда он отправился сегодня в одиночестве.
– Вот они. – Уилкинс подбородком указал в нашу сторону. – Но все же, лейтенант, я не понимаю…
Не слушая его, невзрачный лейтенант сделал несколько шагов вперед и остановился передо мной с выражением плохо скрытого беспокойства на лице.
– Мистер Грейвз, – сказал он, – капитан хочет немедленно переговорить с вами. Прошу вас следовать за мной! Естественно, я не шелохну лея.
– А в чем дело, вообще‑то?
– Мне были даны указания – начал он, но конец фразы зажевал. По‑видимому, там должно было быть нечто вроде “привести вас силой”… Однако, вспомнив о моей репутации (каким‑то таинственным образом на вторые сутки моего пребывания на корабле она уже стала известна всему его штату), он закончил так: – Это очень важно, мистер Грейвз. Поверьте на слово, это просто жизненно необходимо!
Он явно не лгал, и я не видел смысла упрямиться. Но все же взглянул на своих спутников: Уилкинс не особенно понимал, что происходит, а во взгляде Гаэли читалась очевидная просьба.
– Мои друзья могут пойти со мной?
– Нет. Капитан приказал доставить вас одного. Гаэль в гневе закусила губу, и я отвернулся.
– Показывайте дорогу, лейтенант!
Молча развернувшись, он чуть ли не бегом рванул к ближайшему лифту, видневшемуся в конце коридора, и я поспешил за ним.
Невеселые меня одолевали думы. Не нужно было точно знать, зачем именно меня вызывает капитан, но не приходилось сомневаться: вот и подоспело продолжение “дела Вольфара”! Иллюзия незаметности и, как следствие, защищенности, пустившая за время полета корни в самые глубины моего существа, в одночасье рухнула. Между тем оснований для таковой иллюзии у меня не было изначально – имя Роджера Грейвза оказалось на поверку скверной маскировкой. Да попросту никакой. Я предполагал, что за полвека это имя растеряло свою значительность, сохранившись лишь в памяти немногих оголтелых любителей спорта типа Уилкинса. Но я недооценил степень своей легендарности – меня узнавали, как капитан Бергер, так и многие другие. Да что там, даже Гаэль знала, кто такой Роджер Грейвз, что и позволило ей выследить меня с непозволительной легкостью. И, несмотря на известный налет престижности, такое положение сразу следовало признать отвратительным: если я не мог провести людей, то что уж говорить о своих сородичах. Однако я предпочел не думать об этом, пока, так сказать, жареный петух не клюнет…
Теперь же всю дорогу от обсервационного зала до навигационной рубки, самого верхнего помещения на лайнере – эдакой своеобразной нашлепки, приделанной на веретено, – я ломал голову, строя самые разнообразные предположения. Кто? Зачем? И так далее”. |