Привратника у подъезда, разумеется, не оказалось, как не оказалось на двери и кодового замка или иной простейшей охранной системы. В коридоре царил мрак, однако не настолько непроглядный, чтобы нельзя было заметить лохмотья отслоившейся краски, наводившие на мысль о том, что стены здесь больны псориазом. Большинство висевших в коридоре почтовых ящиков демонстрировали отсутствие дверец. Воздух отличался почти материальной плотностью и тяжестью, и Майрон шел за Брэндой, словно раздвигая грудью стеклярусные шторы.

Брэнда стала подниматься по бетонной лестнице, огражденной железными перилами без поручней. Любой звук в доме усиливался эхом и отдавался в лестничном колодце. Какой-то мужчина кашлял так сильно, словно хотел выкашлять легкие. Перекрывая звуки кашля, басовито ревел ребенок. Скоро к его реву присоединился громкий плач еще одного младенца. Брэнда поднялась на площадку второго этажа и повернула направо, держа наготове ключи. Нужная металлическая дверь тоже не имела никакого декоративного покрытия — стальная перегородка с замочной скважиной и тремя накладными засовами с встроенными замками.

Брэнда отперла замки в засовах, напоминавших тюремные запоры из фильмов о жизни заключенных в прошлом веке. Звуковое сопровождение было соответствующее. Обычно в подобной сцене тюремщик орет: «Отпереть замки! Вывести арестантов на прогулку!» — после чего все звуки перекрываются металлическим лязгом и грохотом.

Наконец дверь распахнулась, и Майрон вслед за Брэндой вошел в квартиру, подумав прежде всего о двух вещах.

Во-первых, о том, как хорошо устроился Хорас. Укрывшись за стальной дверью от всевозможных безобразий и мерзостей, происходивших в доме и на улице, он жил словно в укрепленном замке или на острове, всячески стараясь украсить свое жилище и привнести в него максимум возможных удобств. Стены даже в коридоре были выкрашены дорогой белой краской с оттенком взбитых сливок. Полы сверкали, будто только что натертые воском. Обстановка представляла собой собрание предметов меблировки как доставшихся от родителей и тщательно отреставрированных, так и приобретенных самостоятельно в «ИКЕА» и модернизированных для личных нужд. Короче говоря, жилище Хораса, несомненно, отличалось уютом и комфортом.

Во-вторых, как только они с Брэндой оказались в квартире, Майрон сразу понял: здесь кто-то недавно побывал. Возможно, в квартире что-то искали — такой тут царил беспорядок.

Брэнда с криком: «Отец!» — побежала по комнатам.

Майрон кинулся за ней, жалея, что у него нет при себе пушки. Эта сцена настоятельно требовала оружия. Он бы жестом дал понять женщине, чтобы та вела себя тихо, вынул бы пистолет и, выставив ствол, отправился осматривать квартиру, имея в тылу Брэнду, которая от страха жалась бы к нему или висла на его свободной руке. Пригнувшись и держа наготове оружие, он вламывался бы в очередную комнату и рывками водил стволом из стороны в сторону, чтобы по всем правилам обезопасить помещение. Впрочем, так уж повелось, что Майрон не всегда носил с собой пистолет. Не то чтобы он не любил оружие — совсем нет. Иногда оно бывает весьма кстати. Но когда в нем нет надобности, здорово мешает. Потому что тяжелое, а также натирает нежные места. Но самое главное, спортивный агент, постоянно таскающий под мышкой или за поясом пушку, не внушает доверия клиентам. Что же касается тех, кому, наоборот, внушает, то с такими Майрон сам предпочел бы не иметь никакого дела.

Однако Уин всегда носил при себе оружие — два ствола как минимум, не считая других боевых орудий и приспособлений для убийства, припрятанных в разных укромных местах.